Кто готовил Адаму Смиту? Женщины и мировая экономика

Роберт Лукас, американский экономист и нобелевский лауреат, счёл себя обязанным ответить королеве. И на страницах журнала The Economist объяснил, что экономисты не предвидели кризис, потому что они предвидели, что события подобного рода являются непредвиденными. Вопрос: поумнела ли королева?

Сегодня рынок управляет мировой экономикой ещё в большей степени, чем раньше. За последние десятилетия мы внимательнее, чем когда-либо, прислушиваемся к экономистам. За тот же период случилось множество кризисов. Обвал американской биржи в 1987 году, коллапс японского финансового пузыря, мексиканский финансовый кризис 1994-го, кризис, вызванный банкротством хедж-фонда Long Term Capital в 1998-м (он случился через год после того, как Майрон Шоулз и Роберт Мертон получили Нобелевскую премию по экономике в память о своих теориях на тему: почему Long Term Capital никогда не обанкротится), русский финансовый кризис того же года, азиатский кризис, IT-кризис миллениума и, в финале, глобальный кризис в 2008-м, самый серьёзный кризис со времён Великой депрессии. Для всех, кроме горсточки экономистов, это был полнейший шок. И дело не только в том, что все экономические модели провалились в плане прогнозов. Эти модели вообще редко работают, если в запутанную действительность внедрять их в чистом виде.

После развала Советского Союза МВФ и американское Министерство финансов в рекордные сроки провели приватизацию в России. Несколько экономистов попытались перевести страну с плановой экономики на рыночную в течение даже не лет, а дней. Стоит лишь разрушить лагерь коммунизма, и тут же появится страна рациональных экономических индивидов, думали они, и народ начнёт строить капитализм, как будто ничего другого он никогда не строил. Русские социальные институты, история, распределение доходов и традиции, как считалось, роли не играют. Смысла вникать в детали нет. Экономические принципы универсальны. Доктрины сработают в любом случае, независимо от контекста, исторического опыта, связей и обстоятельств, из которых и складывается то, что мы обычно называем «существованием». Во всех моделях представлен только один мир, человеческая природа, человек экономический.

Результаты хорошо известны: группка олигархов быстро взяла под контроль ресурсы России. Государство внезапно оказалось неспособно даже выплатить пенсии, и при этом ресурсы страны распродавались ради красивой жизни. Деньги переводились на банковские счета в Швейцарию и на Кипр. Это было больше похоже на организованную преступность, чем на организованный рынок. Получилась страна с более низким уровнем жизни, чем до реформ, и миллионы людей засомневались, так ли хороша демократия. Спасибо, достаточно, – сказали они и выбрали президентом Владимира Путина, пообещавшего стабильность и возрождение достоинства.

Каждый год в 1990-е в России снижались доходы на душу населения. Подобный процесс пережила и Украина. А Польша, которая плюнула на МВФ, справилась значительно успешнее. Сделать капиталистическую экономику коммунистической так же легко, как сделать уху из аквариума, – говорил председатель польских профсоюзов и впоследствии президент Польши Лех Валенса. Трудности возникают, если пытаться проделать этот трюк в обратную сторону.

Рынок – это отнюдь не часы, тикающие мелодично. Неизбежное следствие единственного способа существования рациональных человеческих индивидов. Всё гораздо сложнее. Для рынка скорее характерен сильнейший прессинг перемен. Без намёка на сентиментальность он топит старые предприятия, старую технику и прочее, чему больше нет применения, и, во многих случаях, людей. Рынок невнимателен, поэтому он может обеспечивать стремительное развитие, а может и разрушать созданное, по той же причине и с той же силой. Рынок чертовски эффективен в одних областях и чертовски неэффективен в других. От механики, простоты и неизбежности он далёк.

Экономисты, которые верят в человека экономического, обычно допускают, что их представление о человеке неполное, но оно достаточно верное, чтобы им можно было пользоваться. Несомненно, экономисты научили нас некоторым вещам, которые помогли сделать мир лучше. И если они теперь говорят, что человек экономический может помочь им, то почему бы им не поверить? Почему бы не упростить представления о человеке и о рынке? Упрощение – это инструмент. Мы пользуемся им во многих областях.