Кто и как изобрел Страну Израиля

Тем не менее мои многочисленные критики, в большинстве своем отнюдь не случайно — завзятые атеисты, продолжали настаивать на том, что историческое еврейство и его современные потомки являются народом, увы, уже не избранным, однако, вне всякого сомнения, исключительным и особенным, ни в коем случае не подлежащим сравнению с другими народами. Поэтому им — критикам — и было так важно насадить среди широкой публики мифологическую картину народного изгнания, будто бы происшедшего в I веке новой эры, сознательно игнорируя то обстоятельство, что образованной элите прекрасно известен его — изгнания — вымышленный характер; не случайно не существует ни единого исследования, ни единой научной книги, описывающей пресловутое насильственное изгнание «еврейского народа»[42].

Овладев эффективной, присущей Новому времени технологией сохранения и распространения исторических мифов, авторы мифа о вечном существовании и изгнании «еврейского народа» встали перед необходимостью: а) начисто стереть из памяти то обстоятельство, что иудаизм на протяжении целой эпохи, с II века до н. э. по VIII век н. э., был динамичной религией, активно привлекавшей прозелитов; б) проигнорировать целый ряд исповедовавших иудаизм государств, появлявшихся и какое-то время процветавших в разных географических регионах[43]; в) полностью исключить — одновременно из рассмотрения и из коллективной памяти — огромные массы людей, перешедших в иудаизм (прежде всего в этих государствах) и ставших фундаментом большинства иудейских общин мира; г) замаскировать «наивные» рассуждения на эти темы основоположников сионизма (прежде всего — основателя государства Израиль Давида Бен-Гуриона[44]), прекрасно знавших, что изгнание еврейского народа — исторический миф, и оттого считавших большинство палестинских феллахов этническими потомками древних евреев.

С теми же этноцентристскими целями наиболее отчаявшиеся и опасные среди моих оппонентов стали искать доказательства генетической общности всех евреев мира, «биологической печати», отделяющей их от человеческих коллективов, среди которых они жили и живут. Псевдоученые начали собирать, увы, с отталкивающей небрежностью, обрывки данных, которые должны обосновать изначальное предположение о существовании древней еврейской расы. После того как «научный антисемитизм» провалил внушающую ужас попытку обнаружить «еврейскую специфичность» в составе крови или чертах лица, возникла новая извращенная национальная мечта: доказать, что еврейская ДНК содержит ясные признаки имеющего общее происхождение единого «этноса», вышедшего из Эрец Исраэль и распространившегося по всему свету.

Основная, хотя ни в коем случае не единственная, причина столь удивительного упрямства, причина, ставшая мне лишь отчасти ясной в ходе работы над предыдущей книгой, на самом деле проста: каждый народ, согласно неписаному консенсусу, общему для большинства просвещенных политических концепций, обладает коллективным правом на владение определенной территорией, территорией, на которой он живет и которая его кормит. С другой стороны, религиозный коллектив как таковой, члены которого имеют различное происхождение и вдобавок разбросаны по разным странам и континентам, правом ни на какую конкретную территорию не обладает.

Этот историко-юридический подход не представлялся мне самоочевидным по следующей причине. В годы моей юности и даже несколько позже я, как и следует ожидать от «отпрыска» израильской системы образования, свято верил в существование едва ли не вечного «еврейского народа». Соответственно, я ошибочно полагал, что Библия — историческое сочинение, а исход из Египта — реальное историческое событие; в своем невежестве я нисколько не сомневался в том, что «еврейский народ» был силой изгнан со своей родины вслед за разрушением Иерусалимского храма — ведь этот тезис празднично запечатлен в Декларации независимости государства Израиль.

В то же время благодаря унаследованным от отца универсальным «кодам», основывавшимся на чутко воспринятой идее исторической справедливости, я не мог даже вообразить, что мой «изгнанный народ» обладает правом собственности на территорию, где не проживает уже «две тысячи лет», в то время как население, живущее там постоянно уже много столетий, таким правом не обладает. По определению, это право должно базироваться на конкретной системе ценностей, в рамках которой мы и требуем от других его признания. Только согласие местных жителей с «возвращением евреев» могло, на мой взгляд, сделать ту или иную модель «исторического права» легитимной с моральной точки зрения. С юношеской наивностью я полагал, что земля принадлежит прежде всего своим постоянным жителям, тем, чьи дома на ней стоят, кто на ней живет и умирает, а не тем, кто ее контролирует или пытается управлять ею издалека.