Кто я для себя

Ужин как ужин, прошел в болтовне и воспоминаниях. Этот Джуле был человеком не без способностей, не то чтобы везунчик, бродяга или дурачок — он объехал всю Европу, сунул нос во все ее углы, но нигде не прижился. Так или иначе, в какой-то момент, когда уже вечерело и начала выпадать винная роса, Джуле ведет моего друга посмотреть фотографии боксеров, развешанные по стенам заведения. Они выбрали ресторан, который когда-то принадлежал боксерскому клубу, а новый хозяин решил поиграть в патину времени и как бы поддерживать традицию места, которое когда-то славилось хорошей кухней. И пошли они от фотографии к фотографии, Джуле останавливается перед одной и спрашивает моего друга: «Что скажешь, а?»

Моему другу Есену в первый момент ничего не было ясно. Все это его утомляло, он подумал, что лучше бы остался дома, ну, да ладно, принял приглашение и оказался тем вечером в том месте, так совпало, ангелы не обращают внимания на пролитое молоко, белое — это белое, и точка. Когда он позже чуть внимательнее всмотрелся в фотографию, то увидел на ней Джуле или кого-то, очень похожего на него прежнего, возникшего из небытия, приятеля по микрорайону. Подожди-ка, как это, кто это, я не знал, что ты был боксером… Насколько я помню, мы играли в баскетбол и иногда в футбол, когда баскетбольная площадка была занята, или когда нас выгоняли старшие ребята, те, которые не уступали главной команде архаровцев Квартала 21. Да нет, ответил Джуле, это мой отец. Как это, твой отец, спросил Есен, я знал твоего отца, старого полковника, он не мог быть боксером ни в бреду, ни по уставу, что одно и то же. Да и этот парень на фотографии не он, но вылитый ты. Ну, разумеется, этот — не тот мой отец, которого ты знал, ответил Джуле, это мой настоящий отец.

Тут-то все и выяснилось. У полковника и его жены, матери Джуле, долго не было детей, они уже потихоньку начали прощаться с мыслью о том, что однажды станут родителями. Но в последний момент, когда женский календарь матери Джуле дошел до последней страницы, а впереди были только страницы белые и пустота без материнства, она кое-что придумала. Попросила какого-то типа, в то время чемпиона по боксу, который, по несметному совпадению, бывал у одной из своих «Любовей» в доме, где все они гуртом жили, — попробовать это, хм, с ребенком. У них получилось, с первого раза, потому что за всем надзирали ангелы. И как только мать Джуле узнала, точнее сказать, почувствовала, что беременна, она поблагодарила услужливого спортсмена, сопроводив благодарность просьбой никогда больше не видеться. Родился Джуле, он рос, окруженный любовью матери и отца, никогда не узнавшего, что ему выпала другая, так сказать, ошибочная роль, что на самом деле не имело никакого значения; он ее всю жизнь играл, как должно, уйдя из жизни с тем ни с чем не сравнимым отцовским чувством, что кто-то остается после него, чтобы вспоминать его и поминать.

И Джуле об этом ничего не знал, до того момента, когда однажды, уже в зрелые годы, он навещал постаревших родителей, и около дома ему встретилась седая морщинистая женщина, позже выяснилось, что это была боксерская «любовь», из-за нее полутяж и бывал в Квартале 21. Когда Джуле был ребенком и юношей, эта женщина, красавица, как Шпела Розин,[47] смотрела на него какими-то другими глазами, как-то странно — теперь легко быть проницательным — как на своего, нерожденного сына. И вот она и дала ему бумажку с адресом и номером телефона в Париже и настоятельно попросила позвонить или зайти по этому адресу, когда сможет или, если будет по пути, непременно, там и узнает, зачем.

И действительно, Джуле при первой же возможности откликнулся на просьбу. После телефонного разговора поехал на поезде из Лондона во Францию и там, посетив незнакомых пожилых людей, узнал, кто его настоящий отец. Постаревшему боксеру вдруг, откуда-то из воздуха, пришло в голову, что у него где-то есть сын, и он захотел на склоне лет его увидеть, чтобы не унести эту тайну в могилу. Тайну невозможно закопать ни в какую землю, потому что, если кто-то и попытается, то все равно на могиле вырастет бузина, придет пастух, срежет молодой, только что прорезавшийся побег, сделает свирель, дунет в нее, и тайна тут же вылетит в мир.

Вам не надо быть далай-ламой, чтобы это знать.

После встречи с настоящим отцом Джуле отправился в Новый Белград обсудить это с матерью. Мать сначала не хотела его ни слушать, ни слышать, отметала любые подозрения, говорила ему, что он бредит и болтает глупости, оскорбляет ее в ее-то годы, перечеркивает всю ту безграничную любовь, которой окружили его она и отец, полковник. Джуле не дал сбить себя с толку, настаивал, до боли. И, в конце концов, задыхаясь от слез, мать во всем призналась…