Кто играет в кости со Вселенной?

Максим Урманцев Кто играет в кости со Вселенной?

Благодарности

Я благодарю маму, которая наградила меня сердцем, папу – за указанный путь, всех предков, которые передали силу рода. Их стараниями мой маленький бизнес превратился в бригантину, в паруса которой подул попутный ветер.

Также я благодарю:

гуру менеджмента Владимира Константиновича Тарасова, Ицхака Адизеса, Элияху Голдратта, Питера Друкера,

мэтров маркетинга Филиппа Котлера, Джека Траута, Эла Райса, Игоря Манна,

суперуспешных предпринимателей Ричарда Брэнсона, Джона Рокфеллера, Генри Форда, Фредерика Тейлора,

психологов Евгения Креславского, Сергея Калинина, Татьяну Мужицкую, Александра Свияша, Эрика Фромма, философов Нассима Талеба и Владимира Ульянова,

основателей печатного дела Иоганна Гутенберга и Ивана Федорова,

писателей Алексея Иванова, Наполеона Хилла, Скотта Адамса, Малкольма Гладуэлла,

а также гениального ученого Альберта Эйнштейна

за дела-мысли-откровения, которые дали пищу для моего скромного ума, чтобы он породил этот роман.

Историческое название, используемое в книге, только одно – Типография «Любавич». Все имена персонажей и названия фирм изменены, все совпадения случайны.

Ответ на «отцовские» вопросы (Вместо предисловия)

Тезис – антитезис – синтез.

Диалектическая триада

На выходе с кладбища я столкнулся с невысоким крепышом в черном пиджаке. Недельная небритость, прищуренный взгляд, лысый череп в форме куба. С таким типом не хочется встречаться в сумерках на пустынной улице.

Старый приятель Константин. За последние сорок лет пересекались редко. Разговоры оставляли противоречивое послевкусие, похожее на оскомину после хрустящего свежего яблока. Всегда было что обсудить. Оба в бизнесе. Серьезно и долго. Я начал с мизерного стартового капитала, а он – с «отцовского трамплина», стал бизнес-крупышом, владельцем заводов и пароходов.

Много лет прошло с последней встречи. Заговорить? И тема есть. Константин – тот, кто может подсказать. Но может и высмеять. Хочу ли я? Еще есть пару метров – успеть сделать «пустые глаза» и пройти мимо.

– Макс?! – он узнает меня. – Неожиданная встреча. Да еще и в таком месте. Что ты тут делаешь?

– Костян, привет! Заходил на могилу отца.

– Соболезную.

– Да уж пять лет, как похоронил.

– А я свечку в храме ставил.

– Грехи замаливаешь? – вырвалась у меня ирония.

Он скривил улыбку и слегка кивнул.

Константин – первый в жизни друг. Сблизились во втором классе, когда сидели за одной партой на уроках английского. Мы смешили друг друга, раздражали учительницу и получали тройки. Запомнилось яркое, захлестнувшее чувство дружбы. В пылу откровенности предложил ему «дать клятву оставаться верными товарищами на всю жизнь». Он рассмеялся в ответ.

Однажды родители Константина увидели его дневник и устроили разнос за тройки. Он взялся за ум, следующую четверть закончил с пятеркой по английскому. А я продолжал перебиваться с тройки на четверку. В душу закралась зависть. Он тоже изменился – стал разговаривать свысока. Дружба рассеялась. Годом позже новый поворот – одноклассники выбрали Константина козлом отпущения. Не то чтобы травили, но серьезно дразнили. Почему именно его? Возможно, из-за надменного тона или из-за низкого роста. Он огрызался. Я смалодушничал и встал на сторону лидеров класса, отношения с детским другом сошли на нет. (Позже совесть напоминала о том некрасивом поступке, но она оказалась не единственной «платой» – страх, что меня могут предать близкие, стал пожизненной фобией.) Окончательное расставание случилось скоро: отца Константина, он был военным, перевели в другой город. Когда их семья вернулась в Ленинград, уже я перешел в другую школу.

– Как, Макс, живешь? Что нового? – мы выходим за ограду кладбища и идем к парковке.

– Да вот, теперь я не бизнесмен!

– Ух ты, закрыл типографию «Любавич»? Обалдеть! – он останавливается и смотрит с веселым лицом. – Так все плохо?

– Да нет, – я пока не решаюсь на откровенность с Константином, – обычная история…

– А я со стороны наблюдал за твоим ростом. Сколько же ты рулил бизнесом?

– Двадцать семь лет. Ты интересовался моей жизнью? И название типографии знаешь. Круто. За что такая честь?

– Двадцать семь. Значит, с 1992-го. А ведь я тогда же начал. Параллельно двигались. Конечно, интересно! – Константин стучит кулак в кулак. – Наверное, даже так отвечу: соперничество с детства. И знаешь, какое-то приятное чувство, что ты… как бы это выразить? Сдался, что ли, проиграл.

– Почему проиграл? Я так не считаю.

– Ладно, проехали. Все это неважно. Чем ты теперь живешь?

Вот она, минута «икс» – спросить или свернуть разговор и разойтись.

– Теперь – рантье, сдаю здание в аренду. Но вот что хочу с тобой обсудить, раз уж встретились. Только что спрашивал у отца, теперь твое мнение.

– Спрашивал у кого? У могилы? Спиритический сеанс? М-да. Ты всегда был мистиком, – вот эта мерзкая ерническая интонация и раздражала.

Я уже жалею, что начал разговор, но продолжаю.