Кто ищет, тот всегда найдёт

В кино еле успели к третьему звонку. Только уселись, как на экране замелькали «События недели» прошлогодней свежести, как раз для того, чтобы умоститься поудобнее и найти лучший обзор между передними затылками. А потом… потом я исчез из затемнённого зала, кашляющего, сморкающегося и щёлкающего семечками, и оказался среди уморительных толстячков-гномиков, дружно и ухохатывающе охмуряющих симпатичную девчушку в белоснежной шапочке и, в конце концов, самих охмурённых и смирившихся с охмурённой судьбой. Я так переживал за них и так радовался успехам, что кто-то сзади вежливо попросил:

— Ты, дебил! Прекрати ржать и пригни башку, а то из-за твоей швабры ничего не видно.

Игорь, не досмотрев, молча пожал мне руку и ушёл, пригибаясь, хотя на его голове швабры не было — как будто я виноват, что родился с такой причёской! Я проводил его глазами, на секунду отвлёкшись от экрана, умудрённо и снисходительно покачал головой: «Что с них возьмёшь, с молодых!» и снова вернулся в семью гномов, где не прочь был бы и сам остаться, не променяв ни на какую Лену, даже с коньяком.

Возвращался в полнейшем умиротворении, шумно и с удовольствием вдыхая чистейший морозный воздух, сдобренный смогом от цементного заводика и обогатительной фабрички, а придя домой, быстро разделся и улёгся в свободную холостяцкую кровать, решив распланировать завтрашний день. Во-первых…

С утра собраниев не было, и неприкаянный народ маялся, не зная, чем себя занять. Только мы с женщинами были при деле: я домысливал свою схему, а они, горячась, огрызаясь и перебивая друг друга домысливали праздничные туалеты к новогоднему балу.

Главными аксессуарами обольщения в их непонятной среде считались причёска и туфли. Именно им отдавались первостепенное предпочтение и титанические усилия, чтобы было как у людей, но не как у всех. Я молча ухохатывался, слушая, как красотки примеряли на себя роскошные локоны Марлен Дитрих и Аллы Ларионовой, а у самих на головах от постоянного шестимесячного выжигания остались куцые, торчащие во все стороны, разреженные клочья непонятного пегого цвета. Поэтому все несбыточные мечты заканчивались привычным крашеным баранчиком, но сколько было растрачено слов, обид, разочарований. У меня одного на голове больше, чем у них всех вместе взятых. Наверное, не раз, бросая на меня плотоядные взгляды, каждая с завистью представляла, что бы сделала с такой шевелюрой, будь та не её лысой голове.

Не меньше горячих споров вызывали и туфли. Чем старее и безобразнее дама, тем подай ей белее, узконосее и высококаблучнее. И бессовестно тратили кровные мужние денежки, добывая барахло из-под полы, чтобы один раз как следует помучаться, помозолить лапищи, но насолить соседке. Одного только никак не хотят понять, что мужикам до лампочки их головы и ноги, главное, что посерёдке. Это я вам говорю по собственному богатому опыту.

А мне не надо готовиться — я всегда готов: штаны у молодого инженера единственные, чёрные, с потёртыми и вздутыми коленками; вместо пиджака — свитер, проучившийся все пять лет со мной, семисезонный, сквозь него хорошо заметны клетчатые узоры ковбойки; ботинки, естественно, скороходовские, подошвы я недавно надёжно подбил приличными гвоздями, загнув их внутри, осталось, если не забуду, прогуталинить как следует и замазать трещины и потёртости тушью. И на голове у меня не то, что шестимесячная — вечная причёска, не терпящая лишнего вмешательства. Посмотрим ещё, кто будет выглядеть экстравагантнее, кто огребёт приз за лучший новогодний маскарад. Я и из-за стола не собираюсь вылезать. Зачем? Всё, что меня интересует, на нём. Судя по скороговоркам и перешёптыванию, будут пельмени и торт. Всё остальное меня мало волнует. Торт, конечно, не достанется: женщины ототрут от подноса.

Я вздохнул, смирившись с одними пельменями, и пошёл к Траперу показывать произведение мыслительного искусства.