Обработал, дооблизывал всё, что есть, радуюсь, распираемый неразделённой эйфорией, и так хочется с кем-нибудь поделиться, аж в пятках зудит. Дай, думаю, схожу к соседям, посмотрю, как у них не ладится, а заодно похвастаюсь волейбольному другу своими умопомрачительными достижениями. Он-то – нейтральный судья, без надобности не полезет в бутылку, может, что и дельное подскажет с геологической точки зрения. Подсказывать, правда, нечего, и так всё на ладони – быть на Углу месторождению на Ленинскую, которую мне не надо. Вздохнул тяжело и подался на первую рецензию, дав парням двухдневный отдых, но не отпустил совсем – мало ли какая дикая мысля втемяшится ещё в дурную голову в оставшиеся благоприятные октябрьские деньки.
Вышка стоит, не сгорела, дизель воет, не сломался, бур крутится, не заклинило, буровики тоже не на рыбалке, и Кузнецов, к сожалению – а вдруг попрёт меня с моими ясными фактами по кочкам! – на месте, в будке. Не отвертишься, раз пришёл, придётся исповедоваться.
- Привет! Чё, - спрашиваю для затравки, - выбурили? – Он встаёт из-за стола, подаёт руку, улыбается, видно, рад, что оторвали от занудных дел, а может – и мне обрадовался.
- Торичеллиева пустота, - радует измотанную душу. – Первую скважину остановили в жерле, вторая – на подходе к нему. Никаких признаков приличного оруденения и в помине нет. Так, попадается всякая прожилково-вкрапленная мелочёвка. Химики, - обзывает без вины виноватого, - вы, геофизики, туфтоделы.
- А вы бы, - отбрыкиваюсь от лестного ярлыка, - проткнули аномалию вертикально по центру, и вся наша химия вылезла бы наружу без лишних затрат. Вам же, - подначиваю, - метры нужны. Вы их и получили, чего жаловаться-то?
- Ладно, - соглашается, - пробурим и по центру. Ты садись. Какую ещё химию принёс? – показывает глазами на рулончик у меня под мышкой.
Развернул перед ним документальные сокровища, рассказываю, что в них. Ему рассказывать легко, можно сколько угодно путаться, сбиваться, косноязычить, повторяться, противоречить самому себе, перескакивать с одного на другое вперёд и взад, отвечать одновременно на уточняющие вопросы. Вижу по глазам, что ему интересно, тоже слегка задымился, а я с самых первых слов горю, шиплю от волнения, чадю от усердия и потрескиваю от возбуждения. Растёкся древом и жду положительной реакции, а он, невежда, почему-то молчит, всё разглядывает мои совершеннейшие по исполнению схемы с изящными подтирками до дырок – так и хочется в них заглянуть, чтобы увидеть, что там, глубоко в недрах, кумекает что-то про себя и первым делом спрашивает о том, о чём из приличия можно бы и не спрашивать:
- Вторичных ореолов нет, что ли? – Сознаюсь, как побитый пёс, что, к сожалению, нет готовых анализов на руках, что они в лаборатории, и надо за ними идти, а некогда. Успокаиваю, что и без них всё ясно, куда ещё яснее, но он, нахмурившись, не верит. Для геолога только геохимические ореолы – самая понятная геофизическая информация, которой сполна можно доверять, остальное, как он выражается - химия. – Тебе, - придирается, сорвавшись на ореолах, - очень стоит доказать, что известняки горы и найденные принадлежат к одному массиву.
- А как, - спрашиваю по-идиотски и расстраиваюсь, что он так быстро усёк слабое звено.
- Да как хочешь, - ерепенится Дмитрий. – У вас всякие приборы, методы, вот и доказывай, - смеётся вдруг, - химичь. Слушай, - взбадривается, - у тебя есть где переночевать? – Я не сразу и врубился, о чём он, а когда сообразил, обрадовался до чёртиков, обещаю:
- Я тебе целую палатку забронирую за бесплатно со всеми коммунальными удобствами в кустах и даже собственноручно перину сделаю из лиственницы. – Он удовлетворённо смеётся.
- Ладно, - обещает, - жди завтра, посмотрим на местности, что есть в твою пользу. – Ещё потрепались о том, о сём, о предстоящем зимой чемпионате района по волейболу, который, мордой в грязь, надо выиграть, на том и расстались.
Прибежал в лагерь, собрал своих, с нетерпением ожидающих команды собирать манатки, и огорошиваю:
- Мужики! – сообщаю. – Нам ещё предстоит здесь поставить жирную точку. Работы на пару дней, - хотя не сомневаюсь, что и недели не хватит.
- А успеем? – спрашивает, кислясь, Сулла. – Уже мухи белые летают.
- Какие мухи? – кипячусь. – Где ты их видел? – Я так в упор не видел и не помню, как они позавчера ночью покрыли всю землю. Солнышко взошло, и все исчезли, как не бывало. Стоит ли зацикливаться на какой-то несвоевременной природной катаклизме? – Если вы несогласные, - объявляю, - то я один буду передвигать схему и делать измерения: другого выхода нет.
Все молчат, соглашаясь, наверное, с тем, чтобы я ишачил в одиночку, но Сулла разрушает молчаливое единогласие:
- Ладно, - говорит, - Иваныч, поставим тебе жирную точку.
И я, не медля, пока остальные не очухались, даю команду: