Кто ищет, тот всегда найдёт. Роман

          - Весной, когда немцев придавили, я с грехом пополам, отвлекаясь на военные игры, рыбалку и тайгу, окончил семилетку и враз почувствовал себя взрослым. Начал втихую покуривать да подглядывать за девками. С месячишко удалось повыпендриваться, а в июне отца загребли в армию. В сентябре с японской пришла похоронка. Тогда-то и кончилось по-настоящему моё детство и юность разом. Надо было помогать матери растить сестрёнку и себя кормить-одевать. Задымить бы сейчас. Ты куришь?

          - Нет, - застеснялся я своей убогости.

          - Обойдёмся: не впервой, - Лёшка смачно сплюнул в урну. – Пошёл вместо отца на шахту, уголёк добывать. А там тогда – сплошь молодняк! Кто помладше, сам сдуру, как я, припёрся, а 16-17-летних мобилизовали. Поезда один за одним за границу катили, только успевай паровозы кормить. Шахты у нас плёвые, неглубокие, пласты короткие и маломощные, штреки и забои невысокие, на карачках приходится ползать, так что вся механизация – пенсионные лошади с вагонетками да мы, пацаны, с тачками, совковыми лопатами, железными листами и короткими кайлушками. Вечером, после смены, как чертенята из преисподней вылезали. Морды чёрные, в ушах и в носу угольные пробки, руки чёрные, чёрный воротник, одни глаза разные. Отцы-то ушли, а нормы свои нам, детям, оставили. А не сделаешь – продуктовых карточек шиш с маслом получишь.

          Лёшка пёр по коридору, как по штреку, ничего не видя, ничего не слыша, так что встречные доходяги еле успевали увёртываться.

          - Два с половиной годика отмантулил. Слава богу, в армию в 48-м подчистили. Служил?

          - Нет, - отвечаю я привычно на анкетный вопрос.

          - Ну и зря, - не одобрил бывший шахтёр. – В армии я точно узнал, что могу, а что не под силу, и где моё место в жизни, т.е., окончательно повзрослел, а главное, поумнел.

          На нас, с грохотом утюживших коридор, уже начали сердито оборачиваться.

          - Вернулся, осень и зиму пошабашил с друзьями на женьшене, кедровом орехе, рыбе, белке, соболе, а когда весной появился вербач и наплёл с три короба о здешних заработках, я легко согласился, пока не обомшивел. Сестрёнка-шустрёна успела вырасти и выскочить замуж, мать жила с ними, так что ничто не удерживало. С топором обращаться умел с малолетства, в бригаде поднаторел, стал столяром 5-го разряда, всегда везде нарасхват, а надоело. Хочется мир посмотреть, как другие живут, тянет в южные страны с тёплым морем и без зимы, страсть как хочется попить кокосового сока из свежего фрукта прямо с пальмы чтоб, говорят, холодный в жару и сладкий как сироп с газировкой. Неплохо и туземочку полуголую как следует прищемить.

          Лёшка радостно засмеялся, как будто уже держал жаркое южное тело в холодных северных лапах.

          - Решено бесповоротно, еду в Южноморск, устроюсь на морской фруктовоз…

          - А возьмут?

          - Столяра-то? Пятого разряда? Чо, им не нужны ящики с дырками? С руками и ногами! Слушай, мотнём на пару?

          «А что?» - загорелся я заворожённо. – «Почему бы и нет?» - вспомнив увлекательные гриновские рассказы, в каждом из которых я был героем. И решительно ответил анкетным:

          - Нет.

          - Что так?

          - Качки не выдерживаю.

          На втором курсе мне посчастливилось разок сплавать на пароходике времён Екатерины Второй, отважившемся бесшабашно, по-русски, выйти в ветреную Балтику к одному из островков, чтобы дать нам отдышаться от затхлого городского воздуха, поесть ухи из купленной в магазине рыбы, побегать по скалам и поваляться на холодной траве. Пока товарищи пели под гитару и хохотали под аккомпанемент чаек, развлекая лихую команду из четырёх небритых гаврошей, я безотрывно смотрел за борт в зелёную воду на набегавшие волны со светлыми гребнями и кормил прозрачно-светлых медуз: туда – скудным студенческим завтраком, обратно – обильной ухой. С тех пор мне морские круизы разонравились.

          - Бывает, - посочувствовал будущий фруктоядный морской волк. – Тогда гребём на свои баркасы.

          Несмотря на то, что высшую математику я знаю на общую четвёрку и потому понимаю, как жизнь катится по синусоиде, но угадать, что будет – пик или канава, и изготовиться к ним не умею. Так было и четвёртого дня, по всем приметам катившего в яму. Слегка взбодрённый овсянкой и ободрённый удовлетворением Ангелины от моей быстро заживающей болячки, я принялся от безделья опять за поиски истины в разбегающихся мыслях местных теоретиков, и только-только собрал всю оставшуюся с позавчера желчь, как  дверь в наш отлёжник медленно отворилась, и на пороге возникла какая-то чересчур скромная и незаметная деваха.

          - Здравствуйте.

          Скосив на неё один глаз, а вторым удерживая строчку в талмуде, я, будучи воспитанным интеллигентом, скупо буркнул:

          - Здрасте, - и равнодушно присоединил первый зрак ко второму. Многие сомневаются, что разными глазами можно смотреть в разные стороны, но, думаю, им просто не приходилось списывать контрольные в школе.

          - Я к … вам, - слышу рядом шёпотное смущённое обращение.

          В досаде, что отрывают от захватывающего чтива, строго наставляю на нахалку оба зрачка – жалко, что нет пенсне, поверх него было бы эффектнее – и … как заору:

          -Марья!!! – а потом совсем некстати: - Ты зачем здесь?