Кто ищет, тот всегда найдёт. Роман

          Вообще, чтение – заразная болезнь. Сначала заражение проявляется первым способом, усиливается вторым и принимает хронический характер третьим. Больных легко узнать по исшарканным локтям и задницам и по очкам на сопливом носу. В народе их, жалея, зовут «очкариками» и «очки одел, так и умный» и, обобщённо – «вшивыми интеллигентами», а у интеллигентов – книжными червями. Какая мерзость! Так и представляется: затаился такой где-нибудь в тёмной кладовке, прикрылся очками и жуёт страницу за страницей. Брр! В последний год я, оберегаясь, читаю только столовские меню и «Советский спорт» и то только про футбол. Любимый клуб, естественно, «Спартак», игру которого ни разу не видел. Читая, как их то и дело подковывают противники, у меня здесь, в больнице, родилось на свежую голову смелое рацпредложение: закрыть ноги любимцев, как у Алёшки, гипсом до колен. Попробуй, ударь! Самому дороже.

          Первый способ к траперовскому талмуду явно не применим – крыша съедет. Попробовал осваивать не торопясь, статью за статьёй, с перерывами на осмысление, не особенно увлекаясь и не вдаваясь в мелкие занудные подробности. Прочёл одну, взялся за вторую и остановился. Посмотрел на заголовки – каждая об одном и том же месторождении, но по-разному. Кто-то из авторов заливает. Сразу охватил азарт: сейчас, думаю встрёпываясь, выведу на чистую воду и ищу третью статью о том же. Нашёл. Читаю. И ничего не понимаю: о том же, да опять не так, как будто и нет рядом, в одной сшивке двух первых статей. Да и авторов в подлоге не заподозришь – все главные геологи партий. Перечитал с относительным пониманием все три статьи заново и призадумался. То ли я абсолютный дипломированный тупица, в чём признаваться не хочется, то ли уважаемые главные геологи сознательно пудрят чужие мозги. Зло начало разбирать, перехожу к третьему способу чтения и въедаюсь в статьи о других месторождениях. Опять рассказывают об одном и том же, а получается как будто о разном. Одна и та же фактура, а объяснения не похожие. Выпендриваются специалисты! В лидеры метят. Мне от их заумности одна головная боль. Я привык, когда у определённого месторождения один понятный генезис и одни закреплённые характеристики. Мне, геофизику, разнообразие ни к чему. Весь пышу злобой, аж кончики ушей покраснели, раздражение по макушку от неопределённости. А тут ещё, как назло, свет вырубили – 10 часов, пора и на покой ханурикам загипсованным. Больше спишь - меньше ешь, быстрее время идёт.

          Пришлось перебраться под настольную лампу Ксюши. Примостился сбоку-припёку и возмущаюсь про себя и вслух, доосваивая мудрствования старших и опытных, а когда совсем невдомёк, спрашиваю у Ксюши, и та, умница, зевая, коротко объясняет:

          - Отстань! – разнообразя ответ на «отвяжись!»

          А я, злясь, сваливаю своё тупоумие на неё:

          - От твоих уколов не тяну ни бельмеса.

          На что сестричка разумно возражает:

          - У тебя что, мозги в заднице? Иди, - говорит, - спать, умник. Проспишься – всё поймёшь: утро вечера мудренее

          Давно бы так! И совесть успокоилась, и злость унялась, и глаза слипаются – как-никак, а уже около часу ночи. Мозги разъехались, мысли растеклись, и весь – в прострации. Адью!

          После утреннего 6-часового взбадривания я, несмотря на шумы, удивительно легко заснул снова, счастливо проспал овсянку и проснулся только к перевязке, да и то потому, что разбудила Ксюша. Даже Ангелина выглядела доброй и уравновешенной.

          - Хорошо заживает, - похвалила рану. А я и сам чувствую, что не просто хорошо, а замечательно. Вернулся в палату, кричу с порога в экстазе:

          - Ура-а-а!

          - Даёшь Берлин! – поддерживает Алёшка и издаёт неприятный звук с неприятным запахом из своего орудия. – Чего орёшь-то?

          - Заживает, - хвалюсь, стесняясь своей радости в противовес его горю.

          - Надо обмыть, - тут же предлагает Алёшка и спохватывается разочарованно: - Чёрт! Сбегать некому.

          Пришлось напиться чаю и прикончить мою консервированную колбасу с последним Алёшкиным хлебом. Он по торжественному случаю высвободил свою пушку из подвески и подсел к столу. Потом мы согласно завалились на перемятые постели, и я снова заснул, и это было самым надёжным свидетельством выздоровления. В обед двое безногих дружно сходили и похлебали целебного супчика из риса вприкуску с моей тушёнкой и, обессилев, снова улеглись, исподтишка разглядывая новичка, который сидел на кровати Петьки и тетёшкал как малое дитя руку с замотанной бинтами ладонью.

          - Чё ты её трясёшь? – спросил Алёшка, сытно зевнув,  небритого мужика,  со страдальческим выражением лица мельтешащего перед его глазами.

          - Болит, падла, - скривился тот, не прекращая укачивать боль. А я-то не мог догадаться, когда надо было.

          - А что случилось? – встрял и я в интересную беседу.