Кто как Бог? Или сколько длился день творения

К точным словам Ю. Максимова можно только добавить, что эволюционизм отторгался не только Духоносными Отцами (многие из которых были прекрасными богословами, даже с точки зрения светской учености, не говоря уже о том, что все они были ими в святоотеческом смысле), но и другими мыслителями Православной Церкви. Так изначальное учение Церкви отстаивал митр. Макарий (Булгаков)[62], епископ Виссарион (Нечаев)[63], Святейший Патриарх Сергий (Страгородский)[64], митр. Антоний (Храповицкий)[65], прот. С. В. Булгаков[66], еп. Варнава (Беляев)[67], схиархим. Иоанн из Ново-Валаамского монастыря[68], иером. Серафим (Роуз), прот. Ливерий Воронов[69], профессор СПбДА, прот. Сергий Антиминсов[70], архимандрит Алипий (Кастальский), архимандрит Исаия (Белов), преподаватели МДА[71], архимандрит Рафаил (Карелин), преподаватель Тбилисской Духовной Академии[72], иеромонах Симеон, преподаватель МДАиС[73], свящ. Константин Буфеев[74], проф. Афанасий Деликостопулос (Кипрская православная Церковь)[75]. По причине многочисленности православных авторов, отстаивающих подлинное понимание Откровения, мы не приводим самих их текстов, предоставив желающим самим ознакомиться с их позицией.

Таким образом мы убедились, что учение телеологистов или теистических эволюционистов во-первых не имеет основания в творения святых Отцов, и потому отторгается православным сознанием, во-вторых, возникло недавно и потому не может служить истинным выражением исконной веры Церкви, а в-третьих и до ныне представляет собой периферийное явление в православном богословии, свойственное скорее профессиональным апологетам, увлеченным учениями мира сего.

А раз это так, то «воистину необходимо, чтобы все кафолики, заботящиеся показать себя законными чадами Матери Церкви, прилеплялись к святой вере святых отцов, неразрывно были соединены с нею, умирали в ней, а непотребные новизны нечестивцев проклинали, страшились их, нападали на них, преследовали их»[76].

Глава 3. Синергизм

Одним из самых возмутительных аргументов, направленных против буквального понимания Шестоднева стало утверждение, будто оно противоречит православному учению о синергии Творца и твари и проистекает из протестантского учения о спасении одной верой.

Это учение особенно защищает о. Андрей Кураев. Согласно его мнению вера в то, что мир был сотворен Богом без всякого собственного участия, является рецидивом язычества, для которого «характерно было стремление редуцировать понятие материи к понятию небытия. Живет и действует только дух. Мир неодушевленный, мир материальный – это оковы для жизни и ничего более»[77]. Надо заметить, что автор производит подмену. Тот факт, что «дух животворит, плоть же не пользует ни мало», он смешивает с языческим гнушением плотью. Но ведь одно не вытекает из другого! Материя блага не потому, что она обладает собственной активностью, а потому, что вышла из чистейших рук Бога. И поэтому признаем ли мы ее меоном, как не обладающую самосущностью (как св. Максим Исповедник) – это не сделает ее злой, или представим, опираясь на собственную фантазию, ее самодвижущейся – это не прибавит ей добра. Однако последнее мнение категорически отвергалось отцами. Так свят. Марк Ефесский пишет: «Если мы скажем, как то угодно еретикам, что Бог совершенно недвижим и неэнергиен, то Сам Он будет приводить мир в движение только как цель и предмет стремления, не имея никакого промышления о нем и не распространяя никакой силы в нем, мир же окажется способным к преднамеренному выбору живым существом, которое вечно само собою управляет и движется одним стремлением к божественному. Однако все это – эллинское и мифообразное и для благочестивых презренное»[78]. Святитель Марк как бы видит безумие Тейяра де Шардена и его последователей и из XV века обличает их нечестие.

Однако о. Андрей не согласен со свят. Марком. Для него тот факт, что в христианской традиции основная оппозиция античной философии – «материя-дух» – была заменена противопоставлением, проходящим совершенно по иному признаку: «Творец-тварь» означает, что и тварный дух, и тварная материальность оказались тем самым заключенными в общие скобки, стали родственными. И если за тварным духом, за человеческой душой признается некая ценность – то нет оснований отрицать ценность (пусть меньшую, но все же ценность) в телесности. Если человеческий или ангельский дух способен трепетать пред гласом Творца – то почему бы не вострепетать пред Ним и горам? Если человеческая душа способна к радостному послушанию Глаголу – то почему бы и рекам, водам и морям не быть способными к подобной же радости?