Читаем Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды полностью

При фальцовке листочков с текстом тоже можно мечтать о своем, тем более — при раскладывании по конвертам; даже при подсчете готовой продукции и то получается: «Хоть бы сегодня не пришлось засиживаться здесь допоздна! Она будет его ждать! Как она сказала: милый? или: любимый? Может, все еще будет хорошо, может, именно этого ему не хватало и все эти годы: именно это и даст ему хоть немного радости!»

Он предвкушает предстоящий вечер. Сегодня утром она была совсем другая, такая ласковая, нежная. Наверняка сидит сейчас у него в комнате и ждет…

Но кто же ждал его, не зажигая света, забившись в угол дивана? Кто даже не встал, а только посмотрел на него, когда он вернулся домой около десяти? То была не Лиза, то был Беербоом!

Куфальт включает свет. Он так зол, что даже не глядит в его сторону и лишь бросает через плечо:

— Зачем вы пришли? Я же сказал, что не желаю видеть вас здесь!

Беербоом — его злой рок, его несчастливая звезда. Он испортил ему первую любовную ночь и теперь пришел — только бы не выдать себя! — испортить вторую?! Ибо дверь уже открывается, и Лиза входит.

На ней белое платье, усеянное пестрыми цветочками, и вид у нее веселый, довольный, она без всякого смущения подает ему руку и говорит:

— Добрый вечер!

— Добрый вечер, Лиза!

Он думает при этом только о том, как бы спровадить того, другого, если бы не тот, она была бы уже в его объятиях.

— Господин Беербоом попросил разрешения подождать вас здесь. Он сказал, дело очень важное. — Немного помолчав, она предусмотрительно добавляет: — Я предоставила его самому себе. Даже свет зажечь забыла.

— Так в чем же дело, Беербоом? — спрашивает Куфальт.

— Да так, пустяки, — говорит Беербоом. — Я уже ухожу.

И продолжает сидеть.

Голос его звучит так странно, что Куфальт внимательно всматривается в своего давнишнего приятеля, вечного нытика.

Лицо у Беербоома всегда было бледным и каким-то пергаментным, но сегодня оно пылает огнем. Волосы слиплись от пота, глаза горят и сверкают…

И руки его беспокойно дергаются, он не знает, куда их деть, — то на стол положит, то сунет в карманы, то ощупывает свое лицо, то ищет что-то, чего не найти…

— Так в чем дело-то? — уже накаляется Куфальт. И, взглянув на часы, добавляет тоном ниже: — Опоздаешь в приют, скоро десять.

— Не опоздаю.

— Как это? Ты с ним распростился, что ли?

— Распростился? Меня вышвырнули!

— Ах, вот оно что! — растягивая слова, восклицает Куфальт и спрашивает: — А твои вещи?

— Пока еще там. Я же тебе сказал, они меня вышвырнули, набросились вдесятером, если не дюжиной, и вышвырнули.

— Да за что же? — спрашивает Куфальт. — Что случилось-то? Ни с того ни с сего ведь не выгонят.

— А я машинку расколотил, — спокойно заявляет Беербоом. — Не мог больше видеть эту злодейку. Только и делает, что скалится на меня: «Давай сто адресов, давай пятьсот, давай тысячу!»

Он встает с дивана, быстро оглядывается, вновь садится и говорит:

— А, все равно. Будь что будет.

— Послушай, — решительно берет инициативу в свои руки Куфальт. — Это все враки, что ты нам тут наплел. Наверняка враки, что тамошние жильцы вышвырнули тебя только из-за машинки. Зайденцопф еще куда ни шло. Но остальные не стали бы. А чем ты ее?

— Молотком.

— А молоток где взял?

— Слямзил. То есть нет, купил.

— Опять врешь. Все врешь. Тамошний народ только обрадовался бы, что ты угробил машинку этих живодеров. Волосатик способен тебя за это выставить, это понятно, но чтобы все прочие за это тебя вздули — исключено!

— Так ведь я и ихнюю работу похерил. Из огнетушителя. Все как есть пеной залил. Вот они меня и вышвырнули. Избили и вышвырнули.

— А папаша Зайденцопф?

— Ему я съездил по роже.

— Ну, после этого он бы тебя так просто не отпустил на все четыре стороны. Он бы полицию вызвал.

— А он и вызвал, да только меня там уже не было.

— Так тебя, значит, не выгнали, ты сам удрал?

— Какая разница, — бурчит Беербоом, встает и подходит к открытому окну. И, внезапно оживившись, спрашивает. — А что, если сигануть отсюда на рельсы, сразу убьешься?

И заносит ногу на подоконник.

— Да не дури ты, — вяло замечает Куфальт. — Не хочу иметь из-за тебя неприятности.

Он крепко держит Беербоома. Но если бы тот всерьез решил выброситься, его бы не удержать. Это Лиза удерживает его. Не дотрагиваясь.

— А почему вы, собственно, так разбушевались у себя в бюро, господин Беербоом? — спрашивает она.

— Психа разыгрывал, знаю я эти номера, еще по тюрьме, — замечает Куфальт.

— Обрыдло мне все, — отвечает Лизе Беербоом, взглянув на нее. Он возвращается в здешний мир настолько, что снимает ногу с подоконника. — С утра до вечера стучишь, стучишь, стучишь по клавишам, так что голова кругом идет.

— Но ведь вам уже давно все это обрыдло, — возражает Лиза. — Почему же вдруг именно сегодня?..

— Потому что дошел до ручки, фройляйн, — спокойно объясняет Беербоом. — Наступает минута, когда тебе все нипочем — значит, дозрел.

— До чего дозрел?

— Ах, оставьте, фройляйн, — начинает раздражаться Беербоом. — На самом деле вы не хотите ничего этого знать. Только опять завопите: «Убийца!»

Надолго воцаряется молчание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги