— Беербоом, я передам вас полиции! И ваше условное освобождение полетит к чертям! Выбирайте: или — или. Это мое последнее слово!
На следующий день ему мылит шею уже сам пастор. Беербоома изничтожают, попирают ногами, растаптывают, его жалкие попытки протеста заглушаются громоподобными раскатами начальственного баса. Беербоома обязывают исправиться и работать продуктивнее.
За этот день он успевает написать только шестьдесят восемь адресов.
Но и Куфальта опять вызывают к пастору Марцетусу.
— Мне сказали, что вы все еще здесь.
— Пастор Цумпе, конечно, уже написал вам все, касающееся денег?
— Пастор Цумпе? — пренебрежительный жест. — Я и не думал заниматься этим вопросом. Вы написали своему зятю?
— Да.
— Он запрашивает, довольны ли мы вами.
— Ну и как — довольны?
— Частенько являетесь домой с опозданием.
— Но всегда под опекой господина Петерсена.
Пастор на мгновенье задумывается:
— Ваш зять — человек состоятельный?
— У него своя фабрика.
— Так. Фабрика. Вы просили, чтобы все ваши вещи переслали сюда. Естественно, сделать этого нельзя. Если что-нибудь пропадет, мы окажемся в ответе.
— И поэтому вы мной недовольны?
Вид у пастора и впрямь недовольный. Но отвечает он весьма уклончиво:
— Ну и тон у теперешней молодежи! А ведь мы стараемся вам помочь.
— Значит, вы мною все же довольны?
— Работой вы себя не слишком-то утруждаете.
— Господин пастор! Разрешите мне выехать из приюта и ежедневно приходить сюда на работу, как это делают другие.
Пастор отрицательно мотает головой:
— Рановато, рановато! Переход должен быть плавный.
— Но в уставе написано, что пребывание в приюте ограничивается месячным сроком.
— «Как правило», — сказано там, — «как правило».
— А разве я — какой-то особый случай?
— На что вы собираетесь жить?
— На то, что заработаю здесь.
— Но вы зарабатываете меньше четырех марок в день. Нет-нет, у вас, видимо, что-то другое на уме.
— Что у меня на уме?
Но пастор не желает отвечать: то ли устал, то ли чем-то раздосадован, то ли просто заскучал.
— Здесь вопросы задаю я, господин Куфальт. Нет, я напишу вашему зятю, что на ближайшее время вы останетесь пока у нас. Может быть, в июле… Нет-нет, идите. Впрочем, до свиданья.
В пятницу Зайденцопф медоточивым голосом возвещает за ужином:
— Господин Петерсен, мне бы хотелось, чтобы в воскресенье вы открыли нашим юным друзьям красоты природы, созданной Богом в окрестностях Гамбурга. И поэтому отпускаю вас всех на целый день. Можете отправиться утром пораньше и в виде исключения вернуться вечером часов в одиннадцать или даже двенадцать. Что вы на это скажете, господа?
Петерсен выпаливает одним духом:
— Я бы предложил им съездить в Бланкенезе, господин Зайденцопф. Может быть, удастся искупаться. А вечером пошли бы в хороший театр.
— Прекрасно, замечательно, — по-отечески мягко улыбается Зайденцопф. — Со своей стороны я готов выдать каждому из вас по пять марок из приютской кассы. Эта сумма — подарок, следовательно, не будет вычтена ни из вашего заработка здесь, ни из ваших сбережений, хранящихся у нас.
— Вот это да! — Беербоом в восторге.
— А вы, дорогой Куфальт, почему молчите? Нравится вам мой план?
— Само собой, это было бы прекрасно. Да только если мы уедем на целый день, то пяти марок не хватит, — ведь надо и на проезд, и на театр.
— В эту сумму вполне можно уложиться. Возьмете с собой побольше бутербродов.
— Пять марок — все равно что ничего, — тут же подключается Беербоом. — Придется накинуть еще по пяти марок на брата, господин Зайденцопф.
Начинается обычная торговля. Куфальт отключается и погружается в свои мысли.
На следующий день Маак предупреждает:
— Держи ухо востро, кореш. Они что-то финтят. Завтра приют празднует свой юбилей.
Куфальт кивает.
— Спасибо, дружище! — и крепко задумывается.
В воскресное утро все трое сидят на высоком обрывистом берегу Эльбы и глядят на реку, суда и раскинувшийся перед ними сельский пейзаж.
Стоит томительная жара, автомобили поднимают густые облака пыли, толпы горожан, вырвавшихся на лоно природы, бродят повсюду, обливаясь потом и жалуясь на жару.
Куфальт брюзжит:
— Да тут загнуться можно. Все провоняло бензином и потом. Пошли подальше!
Петерсен возражает:
— Куда идти-то? Сегодня повсюду так.
— Ну, что-нибудь да найдем.
И находят в конце концов огромный запущенный сад.
— Вот это то, что нам надо! — в полном восторге восклицает Куфальт. — Через проволоку мы уж как-нибудь перелезем. А за ней наверняка прохладно и тихо.
— Но это наверняка запрещено, — опять возражает Петерсен.
— Это уж само собой! — смеется Куфальт. — Не хотите с нами, — ждите здесь, пока мы вернемся. Ну, а вы-то, Беербоом, согласны?
Беербоом согласен, и Куфальт уже пролезает между рядами проволоки. Беербоом лезет следом, но тут же цепляется штанами за колючки.
— Давай побыстрее, друг, — торопит его Куфальт. — Сюда идут!
Петерсен от растерянности и отчаяния резко дергает за проволоку, что-то трещит и рвется, Беербоом жалобно стонет, Петерсен лезет вслед за ним, и вот уже все трое продираются сквозь кусты.
— Штаны наверняка пополам, — нудит Беербоом. — Такое только со мной может случиться.