Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды...

Но на следующий день Монте принялся рассказывать, сколько у него неприятностей с клиентами из-за денег. Ему позарез нужен был человек, который бы вместо него доил клиента, как он это называл, то есть нужен был компаньон, который за двадцать пять процентов дохода находился бы поблизости и, как только господа снимали верхнюю одежду, делал бы ревизию наличности.

Господи, да нет, зачем хапать бумажник? Не хапать, ни-ни, не красть его, а только для облегчения расчетных операций, не так ли, взять, скажем, купюру марок в десять? Конечно, можно и марок пятьдесят, если бумажник набит деньгами.

До этого все шло гладко: помня, что есть на свете щедрый Монте, Куфальт не взял с собой курева, а то и дело прикладывался к серебряному портсигару. Но вот наступил момент, решающий момент, предложение было сделано, ждали ответа, и тут Монте показалось, что на лице Куфальта отразилось некоторое колебание, своего рода предвестник отказа.

Тогда Монте обстоятельно разъяснил, что при таком раскладе тот вообще ничем не рискует: есть-де параграф 173, а клиенты Монте этот параграф шибко уважают. Кроме того, он научил бы Куфальта, и тот бы быстро сообразил, где стоило рискнуть, а где нет.

Говоря это, он мечтательно заглянул в свой портсигар, взял сигарету, посмотрел на Куфальта, закурил, потом опять взглянул на Куфальта и, дымя сигаретой, говорил, говорил без умолку…

А Куфальт принадлежал к тому типу людей, которые могут смотреть на курящих, только когда сами держат в зубах сигарету. Он вдыхал тонкий аромат «Аристона», уж он-то понял, почему Монте так на него смотрел.

Конечно, само по себе предложение, может, было не таким уж плохим, однако Куфальту оно чем-то не понравилось, во всяком случае, над ним стоило крепко подумать, но если этот парень, этот херувим, сидевший рядом с ним и пускавший ему дым в лицо, решил, что он, Куфальт, у него на крючке, он сильно просчитался!

Последовала короткая перепалка, Куфальт назвал образ жизни Монте гнусным, Монте счел поведение Куфальта глупым, в конце концов они разошлись в разные стороны и с тех пор друг с другом не знались.

Дело было в августе, а теперь на дворе стоял октябрь. Два месяца много значат. И если Куфальт, жуя булочки с ливерной колбасой, внимательно разглядывал прохожих, то делал это, может быть, потому, что появление Монте было бы сейчас весьма кстати. Будь Монте тогда чуть поумнее и пойми он, что куревом ничего не добьешься, можно было бы договориться и работать на пару.

Но Монте не объявлялся, Монте не было.

А вместо него появился высокий темноволосый мужчина с серой пористой кожей, пронзительными черными глазами, в сверхмодном клетчатом костюме.

— Вот так номер! Бацке! — от неожиданности воскликнул Куфальт.

— Привет, Вилли, — произнес Бацке, усаживаясь рядом с ним на скамейку.

4

— Только что о тебе вспоминал, Бацке, — сказал Куфальт.

— Значит, плохи твои дела, — произнес Бацке.

— А твои? — спросил Куфальт.

— Спасибо, тоже, — ответил Бацке. Возникла небольшая пауза, Бацке зашевелился на скамейке, будто вставая, и потому Куфальт торопливо спросил:

— И нет никаких дел, Бацке?

— Дела всегда есть, — заявил великий Бацке.

— Какие именно?

— Ты что, решил, что я тебя наведу?

Долгое молчание.

— Почему ты тогда не пришел к лошадиному хвосту?

— Ладно, кончай болтать, — отмахнулся Бацке.

— Ты, наверное, остановился у своей вдовы-капитанши в Харвестехудевег? — снова осведомился Куфальт.

— Ладно, Вилли, хватит, — сказал Бацке. — Курево есть?

— Нету.

— И у меня нету.

Оба усмехнулись.

— Деньга есть? — снова спросил Бацке.

— Нет.

— А что, на продажу есть что-нибудь?

— Тоже нет.

— Тогда поехали в Ольсдорф.

Тут Бацке встал и так потянулся своим огромным телом, что хрустнули суставы.

Куфальт остался сидеть.

— А что я забыл в Ольсдорфе?

— В Ольсдорфе, — заявил Бацке, — самое современное кладбище в мире.

— А мне оно на что? — спросил Куфальт. — Хоронить мне себя вроде рановато.

Оба опять ухмыльнулись.

— Ладно, поехали, — заторопил Бацке.

— А мне-то зачем туда?

— Я думал, ты хочешь пойти со мной на дело?

— Что за дело на самом современном в мире кладбище?

— Сам все увидишь.

— Только билет я тебе покупать не буду, — решительно произнес Куфальт.

— А кто тебя, кореш, об этом просил? Мелочь у меня самого найдется.

И они пошли на вокзал.

Проезд стоил всего пару медяков, но, стоя у окошка кассы, Куфальт заметил, что бумажник Бацке набит ассигнациями по двадцать и пятьдесят марок. И хотя, казалось, Бацке был не против, чтобы его дружок узнал об этом, он все-таки не стал платить за Куфальта, а лишь удовольствовался выражением растерянности, которое появилось на лице Вилли.

Поезд был битком набит пассажирами, и поговорить не удалось. Но едва только они оставили позади здания вокзала в Ольсдорфе, как Куфальт сказал:

— Послушай, Бацке, да ведь у тебя полно денег.

— А как же, — произнес Бацке, — Так оно и должно быть. А вот и кладбище.