Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды...

Но не ее холод, не отказ мешают ему говорить — он ведь чувствует, что причина отказа просто уязвленное самолюбие, мешает что-то другое.

Та ночь и белая картонка с печатными буквами ему просто привиделись.

Может быть, покаяться, а вдруг ей нечего мне сказать? Оскорбленная гордость, да, но ведь и я имею право…

И чуть погодя: «Разве я не знал? Ребенок без отца, с первых минут это было известно. Конечно, она права, но ведь она могла бы…»

Нет, ничего, одна болтовня. Все исчезает. Ничего не происходит. Он шагает взад и вперед с сигаретой в зубах. Проходит долгое время, прежде чем он спрашивает:

— А подушки ты уже обшила, Хильда?

— Еще нет, — отвечает Хильда.

Нет, ничего не происходит, и разве можно назвать происшествием то, что однажды он отправляется на Волленвеберштрассе, 37, поднимается по лестнице на четвертый этаж и спрашивает господина Дитриха?..

Разумеется, господин Дитрих дома, и Куфальта безо всяких разговоров впускают к нему в комнату.

Господин Дитрих в одежде, правда, без галстука и воротничка лежит в шезлонге и спит с открытым ртом. Время — около двенадцати.

— Господин Дитрих, — с порога окликает его Куфальт.

— Привет, Куфальт, — бодрым голосом отзывается Дитрих и рывком садится. — Выпейте-ка со мной коньяку.

— Я только хотел отдать вам двадцать марок, — говорит Куфальт и кладет коричневую ассигнацию на столик.

— Но ведь с этим не обязательно торопиться! Расписки, наверное, вам не нужно?..

Господин Дитрих свернул ассигнацию в трубочку и засунул ее в карман жилетки.

— Ну, присаживайтесь. Да вы совершенно промерзли, дружище. И в такую погоду вы собираете подписку? А где вы теперь собираете подписку?

— На севере, — говорит Куфальт. — Рабочие кварталы кожевенных фабрик.

— Плохи дела, верно? Совсем плохи, а? На вашем месте я оставался бы дома и дождался распродаж. Только вещи перепачкаете и ничего не заработаете.

— Ну, в резиновом плаще не страшно.

— А брюки! — восклицает Дитрих. — А ботинки? Но сначала давайте-ка выпьем коньяку. Или вы предпочитаете грог? Мы это быстро. У моей хозяйки есть газ.

— Нет, — произносит Куфальт и делает вид, будто его корежит. — Только не грог. Мне все время кажется, будто я чую запах вашего грога еще с той ночи.

И Куфальт кажется самому себе ловким дипломатом.

— Тогда ваше здоровье, — произносит Дитрих. — Дай бог нашим деткам вырасти такими же. Еще по одной? Правильно! Вы же замерзли.

— А вы тогда хорошо добрались до дома? — не отставал Куфальт.

— Когда тогда?

— Ну, в ту новогоднюю ночь, господин Дитрих. Кафе «Центр».

— А, вы слышали об этом? — смеется Дитрих. — Да, в тот вечер я хорошо набрался.

— Я тоже там был, господин Дитрих, — с нажимом произносит Куфальт. — Мы ведь даже разговаривали друг с другом.

— Вы тоже там были! — удивляется Дитрих, — Смотрите-ка! Да, в тот вечер я наклюкался.

Куфальт лихорадочно думает: «Он издевается или в самом деле ничего не помнит? По крайней мере, проснувшись, он должен был обнаружить табличку. Или Минна ее сняла?»

И, будто угадав его мысли, Дитрих сказал:

— Да, если и вы были там, дорогой Куфальт, то поступили не лучшим образом, оставив меня в таком беспомощном состоянии.

— Как в беспомощном состоянии?..

— В положении риз. Если бы меня не подобрал мой друг, мясник Куцбах, я бы наверняка очутился в постели у Минны!

Хитер, ведь хитер. Куфальт сдался.

— Ну, мне пора. Сегодня я еще никого не заарканил.

— Но ведь не откажетесь еще от одной! Посмотрите-ка, на что вы похожи? Вы посинели от холода, в таком виде вы не можете идти к клиентам. Вы действительно решили идти?.. Ну, тогда еще по одной. Ваше здоровье! Кстати, — неожиданно серьезным голосом произнес он. Два пальца исчезли в кармане манишки и вытащили коричневую трубочку. — Кстати, вы действительно обойдетесь без них?

— Ну конечно, — ответил сбитый с толку Куфальт. — Я ведь очень хорошо зарабатывал.

— Потому что если вы не… — начал было господин Дитрих. — Во всяком случае, я всегда к вашим услугам. Никогда не забывайте об этом. Я всегда искренне сочувствую вашей трудной, безрадостной судьбе. — И тут же лицо господина Дитриха расплывается в улыбке. — Так что вот, господин Куфальт, был весьма рад вам. Если будет настроение, всегда рад видеть вас у себя.

Рукопожатия. Адье.

Нет, ничего не ясно. Ничего не произошло. Что-то надвигается, какая-то темная туча, гром может грянуть с любой стороны.

Хильда, Хардер, Фреезе, Штарк, Дитрих, Брун, Бацке…

Но гром грянул совсем с другого конца.

2

В тот роковой четверг тринадцатого января Куфальт около половины пятого пополудни с большой неохотой поплелся в «Вестник». Семь часов он был на ногах, а улов никудышный: два подписчика. Честно говоря, даже полтора, потому что вдова Машке, не устоявшая перед его красноречием, уплатила только аванс в шестьдесят пфеннигов, а остаток он должен был получить первого, когда приносили пенсию.

Куфальт побаивался грубоватого голоса Крафта:

— Два, так-так, ну да, всего два… два!

Он зашел в кабачок Линдеманна и задаток вдовы потратил на коньяк. Затем он тем же манером обошелся и со взносом рабочего Пахульке.