Кто кого предал

— Время от времени он тайком по каким-то своим каналам наезжал в Вильнюс. Подпольно. Я ему говорил — ты не боишься? Летом я поехал на Украину к родственникам и попросил: «Я тебя умоляю — в Вильнюс без меня не езди». Он сказал: «Хорошо». И вот я приезжаю из отпуска, а его дома нет. А потом мне говорят: твоего отца арестовали… Сначала думали, что разберутся и его выпустят, потому что обвинение было абсурдным. Кроме того, следователь был его непосредственным учеником! А потом этого следователя убрали и поставили ярого антисоветчика Бетингиса. Тот его и «приговорил» по полной программе.

— В каких условиях он был в тюрьме и сколько времени?

— Два года, с 1993 по 1995-й. Первые полгода мне не позволяли с ним встречаться. А потом несколько раз было так: я приезжал к Бетингису, а он мне в свидании отказывал. Увиделись мы в итоге с отцом только в январе 1994 года. Я ездил к нему по мере возможности. Два раза снимали с поезда, не пускали в Литву. Потом стали пускать, но свидания следователь каждый раз давал, скрипя зубами. Отец рассказывал, что однажды написал поэму, но к нему подсадили уголовников. Его не били, но поэму, которая была в одном экземпляре, листик за листиком порвали. Вот это было его самое сильное потрясение от тюрьмы в отрицательном плане… Почему он писал под псевдонимом Грач? Потому что родился в Смоленской области, и у них в семье все были черненькие, в деревне про них говорили: опять Грачи налетели. Свою собственную фамилию ему было ставить неудобно. Все-таки он преподавал в партийной школе, а тут такие лирические стихи. Поэтому взял псевдоним. Он стихами жил. На первом месте у него была политика и защита Союза. А на втором месте стихи.

До последней секунды…

— Выпустили его, потому что он заболел?

— Да. Только не сразу. Сначала поставили диагноз: стадия ноль, рак без метастазов. Я тогда пошел к Бетингису и попросил выпустить его на лечение. Говорю: у нас в Белоруссии есть специализированная клиника. А тот мне и говорит: залог в 50 тысяч долларов. У нас таких денег, конечно, не было… И так они протянули до осени, когда нулевая стадия переросла в первую. Его хотели в Вильнюсе лечить, но он мне открыто говорил: «Игорь, они меня на столе зарежут. Мне не дадут проснуться, поэтому лечиться я буду только в Минске».

— Как его в итоге вывозили из Литвы?

— Сидя в тюрьме, он в конце концов все-таки получил белорусское гражданство. Для того, чтобы не испытывать больше судьбу, к нему приехали представители посольства, посадили в машину и срочно увезли в Минск. Залог заплатила Белоруссия по личному распоряжению Александра Лукашенко. Причем было поставлено условие: после лечения он вернется на суд. А потом он умер. Белоруссия ставила вопрос о возвращении залога, но я не знаю, чем это закончилось. Когда отца арестовали, я обил все пороги — и в министерство иностранных дел ходил, и к Станиславу Шушкевичу, и писал председателю правительства Вячеславу Кебичу. Всех обошел — и никто не оказал мне поддержки.

— Как отец прожил свои последние дни?

— Наслаждался свободой. Он просто ожил, крылья распустил, стихи опять начал писать. Буквально перед Новым годом ему сделали первую операцию — убрали две трети легкого. Оклемался. Выписался. Планы были грандиозные. На работу устроился, его пригласили консультантом в школе при управлении делами президента. Он читал лекции и очень этим гордился. К сожалению, в марте обнаружили метастазы во втором легком. Его тоже убрали. Тут он уже совсем по здоровью был плох. Но дух его не был сломлен — он даже после этого собирался ехать читать лекцию. Я его отговаривал: ну куда ты едешь. Он смотрел на меня с удивлением: работа для него была стимулом к жизни. Это была его последняя лекция — все слушали, затаив дыхание… Потом он снова попал в больницу, откуда уже не вышел. Я каждый день туда ездил. В тот последний раз, что я был, он сказал, что написал поэму. А говорить уже почти не мог. Я наклонился, и он минут 30 мне ее читал. Она просто за душу брала. Сосед по палате сказал потом, что, умирая, он читал стихи. Читал, читал, пока голос не угас. До последней секунды…

* * *