Не успели помпейцы оправиться от первого несчастия, как их постигло второе, гораздо большее, которое совершенно разрушило город и похоронило его под слоем вулканического пепла и шлаков толщиной 4–6 метров. 24 августа 79 года настал последний день Помпеи и соседних городов. «Час рассвета, — пишет Плиний Младший, выдержки из писем которого к Тациту мы здесь приводим, — давно уже настал, но Везувий и его окружность все еще не выходили из мрака ночи, самой темной, самой страшной из всех ночей… Уже было 7 часов утра, а на востоке только едва брезжило слабое мерцание света. Вдруг дома так сильно покачнулись от подземного толчка, что мы в испуге принуждены были поспешно оставить наш двор, тесный и отовсюду открытый, и решились искать безопасности где-нибудь на просторе, за городом. Толпа встревоженных горожан следует за нами, суетится, давит нас, и всякий думает, по обыкновению одержимого страхом, что должно делать то же, что делают другие. Вот наконец мы и за городской стеной, но далеко еще не у предела приключений и ужасов. Представь себе только то, что колесницу нашу вскидывало кверху и поминутно выбивало из колеи, как ни старались мы держаться в ней… Беглецы, озаряя факелами свой сбивчивый путь, сперва устремились было к морю, в надежде спастись по его волнам, но, увы! оно бушевало и кипело под порывами берегового полноветрия и было решительно недоступно… Море как будто опрокидывалось само на себя и отступало от дрожащих берегов; местами песчаное дно его обнажалось, покрытое там и сям морскими травами. Над морем висела в воздухе черная туча, то прорезываемая временами извилистой линией огня, то рассекаемая во всей своей массе молнией… Положение наше было ужасно: нас густо окидывало золою; дым нагонял по пятам, и страшно теснила толпа; от давки задыхались. Я вздумал было свернуть в сторону с большой дороги, пока еще можно было кое-как распознать местоположение, — но поздно: настал непроницаемый мрак, походивший не на безлунную и беззвездную ночь, а на совершенное отсутствие света в комнате, отовсюду плотно запертой и закрытой. Мужчины, женщины и дети огласили воздух воплями безнадежности, жалобами и плачем. Кто звал отца, кто сына, кто отыскивал затерявшуюся жену; тот оплакивал собственное несчастие, другой трепетал за друзей и родных; нашлись люди, призывавшие на помощь смерть, из опасения умереть! Некоторые молились, некоторые громко кощунствовали, утверждали, что богов уже нет нигде, что настала последняя ночь для вселенной. Самые неблагонамеренные усугубляли общий страх, распуская слухи о разных ужасах своего изобретения… Сверху посыпался пепел, но такой густой, что нам приходилось беспрестанно стряхивать его с себя, иначе нас, конечно, засыпало бы тут же и навсегда. Не скоро начала редеть среда дыма, испарений и золы, и даже когда она мало-помалу рассеялась в пространстве, подобно легким облакам, долго еще солнце казалось тусклым, как будто при затмении…»
Так погибла Помпея. Восемнадцать столетий пролежала она прежде, чем вновь выйти на свет Божий, чтобы поведать нам о том, как жили древние римляне, и, нужно сказать, язык, которым говорят теперешние ее развалины, найденная в них домашняя утварь, предметы роскоши, живопись, скульптура, памятники письменности, вся домашняя обстановка, наконец, и сами печальные останки древних обитателей, — язык этого мертвого города очень красноречив. Помпея знакомит нас со своею былою жизнью не рассказом, а показом.
В Помпею, которая была расположена на возвышении, вело восемь ворот. Войдя в одни из них и поднявшись по древней мостовой, мы чуть ли не через несколько шагов находимся уже в самом сердце Помпеи, на ее форуме, с его пьедесталами, на которых стояли статуи великих людей древности. Вокруг этой площади расположены базилика, храм Венеры, Хальцидикум, храмы Меркурия и Юпитера. Идем дальше по пустынным, вымощенным улицам, с тротуарами и камнями для перехода с одной стороны на другую. Заглядывая по дороге в частные дома, мы знакомимся с домашней жизнью древних, часто с самой интимной ее стороной. Этот торговый, далеко не оригинальный, а потому за свою типичность очень ценный в археологическом отношении город имел множество лавок.