Читаем Кто мы такие? Гены, наше тело, общество полностью

Естественно, все не так просто. Некоторые современные палеонтологи сомневаются, были ли вообще у неандертальцев эти погребальные ритуалы. И хотя слоны действительно питают жутковатый интерес к своим костям, переносят их за километры и прикрывают травой, их кладбища – это миф. А человеческие культуры сильно различаются в отношении к мертвым. Большинство обществ обычно хоронит или кремирует умерших, другие – например масаи в Восточной Африке – бросают их падальщикам. И даже среди культур, в которых принято хоронить, наше представление о могиле как о священной земле разделяют не все. В Северной Европе вплоть до XIX века захоронение было сродни аренде жилья: могилы периодически раскапывали и выкидывали останки, чтобы освободить место следующим арендаторам. А у народа ньякьюса в Малави в противовес западной традиции, предполагающей горе и почтительность, похоронный ритуал требует высмеивать покойных.

Культуры различаются даже в том, кого признавать умершими. Иногда мертвыми считаются люди, которых мы бы приняли за вполне живых. Например, в традиционном обществе Гаити, если человек нарушает важное табу, деревня нанимает шамана, чтобы обратить негодяя в зомби, – и после этого общество верит, что он обитает в мире мертвых. И наоборот, некоторые общества продолжают активное общение с людьми, которых мы бы сочли мертвыми. В традиционном китайском обществе в Сингапуре младшие братья и сестры должны ждать своей очереди на брак, поэтому для старших братьев или сестер, не доживших до свадьбы, иногда практикуется посмертный брак, или «брак для духов», когда подходящая кандидатура подбирается тоже среди умерших. И даже в нашей собственной культуре, одержимой возвращением мертвых, по прошествии достаточного времени (и, вероятно, с кончиной ближайших родственников покойного) дань уважения превращается в свою противоположность: мы считаем своим нравственным долгом достать тела с «Курска», но проделать то же самое со скелетами на «Титанике» показалось бы осквернением.

Вот и считайте после этого, что образ действий нашего общества автоматически определяет общечеловеческие нормы. Тем не менее огромное количество культур хоронит своих мертвецов с печальными ритуалами и делает все возможное, чтобы вернуть тела для этих ритуалов. Откуда берется эта одержимость возвращением тел?

Самая очевидная причина – удостовериться, что человек действительно умер. От Улисса до Тома Хэнкса с волейбольным мячиком, которые наконец выбрались с того острова[31], «Мы думали, ты умер» – проверенный временем сюжетный ход. До изобретения современного стетоскопа (около 185 лет назад) было довольно трудно отличить человека в коме от мертвого. Случаи захоронений заживо породили всевозможные способы этого избежать – ирландские поминки (когда надо сидеть несколько дней с «телом» – вдруг оно проснется), законы XVII века, предписывающие выждать несколько дней до похорон, аристократы, которые описывали в завещаниях, как именно следует калечить их мертвые тела (телесные надругательства были предназначены пробудить не умершего). А в XIX веке страх быть похороненным заживо обрел воистину безумные формы: были запатентованы гробы с выходными люками, появились немецкие «дома для мертвых», где тела, обвешанные колокольчиками, хранились до очевидного разложения. На всякий случай.

Выходит, издавна случалось, что мертвые оказывались не такими уж мертвыми, и разложившееся тело – неплохой способ исключить этот вариант. Я подозреваю, что другая причина желания вернуть тело связана с иррациональной энергией, которую мы вкладываем в отрицание. Ребенок впервые видит мертвую птицу, и родители неловко бормочут: «Она уснула»; дедушка отправился в больницу и просто не вернулся – наша западная модель смерти строится на иносказаниях и отрицаниях, дополненных шепотом и хождением на цыпочках вокруг мертвых – как будто они и правда всего лишь дремлют. Элизабет Кюблер-Росс в своей знаковой работе показала, что люди нашего общества, как правило, реагируют на трагедию – смерть, весть о неизлечимой болезни – довольно стереотипной последовательностью стадий, и прежде всего это отрицание (за ней обычно следуют гнев, торг, отчаяние и, если повезет, принятие). Чтобы достичь в конечном итоге умиротворенного принятия, необходимо пройти отрицание – и поэтому для многих из нас оно становится жестокой необходимостью: мы берем быка отрицания за рога, просим открыть гроб, чтобы посмотреть на лицо близкого. А для этого нужно тело.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки
Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки

Как говорит знаменитый приматолог и нейробиолог Роберт Сапольски, если вы хотите понять поведение человека и природу хорошего или плохого поступка, вам придется разобраться буквально во всем – и в том, что происходило за секунду до него, и в том, что было миллионы лет назад. В книге автор поэтапно – можно сказать, в хронологическом разрезе – и очень подробно рассматривает огромное количество факторов, влияющих на наше поведение. Как работает наш мозг? За что отвечает миндалина, а за что нам стоит благодарить лобную кору? Что «ненавидит» островок? Почему у лондонских таксистов увеличен гиппокамп? Как связаны длины указательного и безымянного пальцев и количество внутриутробного тестостерона? Чем с точки зрения нейробиологии подростки отличаются от детей и взрослых? Бывают ли «чистые» альтруисты? В чем разница между прощением и примирением? Существует ли свобода воли? Как сложные социальные связи влияют на наше поведение и принятие решений? И это лишь малая часть вопросов, рассматриваемых в масштабной работе известного ученого.

Роберт Сапольски

Научная литература / Биология / Образование и наука
Цикл космических катастроф. Катаклизмы в истории цивилизации
Цикл космических катастроф. Катаклизмы в истории цивилизации

Почему исчезли мамонты и саблезубые тигры, прекратили существование древние индейские племена и произошли резкие перепады температуры в конце ледникового периода? Авторы «Цикла космических катастроф» предоставляют новые научные свидетельства целой серии доисторических космических событий в конце эпохи великих оледенении. Эти события подтверждаются древними мифами и легендами о землетрясениях, наводнениях, пожарах и сильных изменениях климата, которые пришлось пережить нашим предкам. Находки авторов также наводят на мысль о том, что мы вступаем в тысячелетний цикл увеличивающейся опасности. Возможно, в новый цикл вымирания… всего живого?The Cycle Of Cosmic Catastrophes, Flood, Fire, And Famine In The History Of Civilization ©By Richard Firestone, Allen West, and Simon Warwick-Smith

Аллен Уэст , Ричард Фэйрстоун , Симон Уэрвик-Смит

История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука