Кто мы такие? Гены, наше тело, общество

Так для нескольких человек разрешилась давняя загадка. Когда-то мы были детьми, которые настолько верили в собственное бессмертие, что ездили автостопом с незнакомцами. Теперь мы щеголяем своей нерациональностью, не соблюдая диету с низким содержанием жиров. Когда-то мы еще не знали, что жизнь приносит трагедии, на которые мы не в силах повлиять. Теперь мы стараемся понять, как оградить своих детей от этого знания. Когда-то мы потеряли двоих друзей и могли лишь представлять вопиющие грехи деянием. А теперь, дожив до средних лет, мы усвоили урок о тяжелых последствиях тихих грехов недеянием – безразличия.

Иногда, получив назад тело или хотя бы узнав всю историю, мы можем узнать нечто важное о природе живых, о тех, кто всю дорогу знал, что случилось.

Примечания и дополнительная литература

Исчезновению Бонни и Митча посвящена не одна статья в New York Times и New York Post в 1973–1974 годах. Предполагаемая разгадка их исчезновения изложена в серии статей Эрика Гринберга в Jewish Weekly (начиная с 15 декабря 2000 года), там приведены слова Смита. Слова Роя Стивера приводятся на основании моих телефонных разговоров с ним.

О пересмотре предполагаемых неандертальских захоронений можно прочесть в: Gargett R., “Grave shortcomings,” Current Anthropology 30 (1989): 157, а опровержение погребения у слонов можно найти в: Moss C., Portraits in the wild (Chicago: University of Chicago Press, 1975).

Книга Найджела Барли Grave Matters (New York: Henry Holt, 1995) содержит информацию о 20 000 корейских носов и их возвращении на родину, о погребальных ритуалах ньякьюса, тлинкитов, нуба и англиканской церкви, о воине маори и «союзах привидений» среди китайцев в Сингапуре.

Гаитийские зомби – предмет книги Уэйда Дэвиса The Serpent and the Rainbow (New York: Warner Books, 1985). Хотя эту книгу, описывающую исследования по нейрохимии зомбификации, и написал антрополог из Гарварда, она оказалась тем не менее достаточно красочной и захватывающей, чтобы по ней сняли дрянной фильм ужасов с тем же названием: предел мечтаний любого ученого.

Страх погребения заживо и разнообразные культурные приспособления, чтобы этого избежать, в мельчайших подробностях описаны в книге Яна Бондесона Buried Alive (New York: Norton, 2001).

Работа Кюблер-Росс изложена в ее классической книге 1969 года On Death and Dying (New York: MacMillan).

Усилия американского флота по соблюдению буддистских традиций описывались на Национальном общественном радио США (National Public Radio, 11/8/01). И наконец, история Мобуту из Заира рассказана в: Wrong M., In the Footsteps of Mr. Kurtz (New York: HarperCollins, 2000).

Сезон охоты

Как я ни старался не обращать на него внимания, мой помощник действовал мне на нервы. Получив диплом, Пол решил пару лет поработать, прежде чем идти в магистратуру по английской литературе. Нет, работал он отлично. Но его музыкальные вкусы… Он горбился над компьютером, а из магнитофона несся очередной кошмар, который сейчас слушают двадцатилетние. Но это еще ничего; пока можно было научно доказать, что его музыка хуже той, которую слушало мое поколение, он имел полное право слушать исключительно эту дрянь. Раздражало то, что он не просто так слушал ее. Несколько часов Sonic Youth – а потом вдруг поздний Бетховен. А потом живой концерт кантри. Музыка у него менялась каждый раз. Григорианские песнопения, Шостакович, Джон Колтрейн, хиты джазовых оркестров, Има Сумак, арии Пуччини, охотничьи песни пигмеев, Филип Гласс, классика клезмера. Он тратил свои первые зарплаты на методичное исследование новых видов музыки, внимательно прослушивал их, составляя собственное мнение: некоторые вещи ему совсем не нравились, но он наслаждался процессом.

И так он вел себя во всем. Он носил бороду и длинные волосы, потом однажды раз – и сбрил все дочиста. «Я подумал, интересно будет примерить такую внешность на какое-то время, посмотреть, повлияет ли это на то, как люди со мной взаимодействуют». В свободное время он мог провести выходные на кинофестивале индийских мюзиклов, просто ради нового опыта. Он углублялся в Мелвилла, потом в Чосера, затем следовали современные венгерские реалисты. Он был раздражающе непредвзятым, открытым всему новому.

Это даже не раздражало. Это угнетало, поскольку заставляло обратить внимание на мою собственную зашоренность. Я все время слушаю музыку, но не помню, когда в последний раз слушал нового исполнителя. Например, я люблю всего Малера, но слушаю все те же две любимые симфонии. Регги – вечно одна и та же кассета лучших песен Боба Марли. А если я иду ужинать в ресторан, то все чаще заказываю одно и то же любимое блюдо.

Как так вышло? С каких пор мне стало так важно иметь устойчивую знакомую почву под ногами? Когда я успел превратиться в одного из тех, кто покупает сборники «Лучших песен», которые рекламируют по телевизору среди ночи?