Кто на свете всех темнее

Как будто мне не все равно, как тебя зовут, парень. Все вы теперь Влады, Максы, Алексы — вместо обычных Владиков, Максимов, Алексеев и Александров. Чуть только в штанах зашевелится — глядишь, и он уже не Владька или, там, например, Славка, а целый Влад. Но дело в том, что игра, в которой мы все участвуем, подразумевает самые разные имена, и то имя, которое ты именно сейчас носишь, вообще не соотносится ни с чем, это как порядковый номер, код, в котором ты участвуешь в этой части игры.

— Ага, хорошо.

Он на миг удивленно вскинул брови, но мне до его удивления и дела нет. Я до сих пор не нашла гардеробную, а она где-то здесь, провалиться мне на этом месте! У такой штучки, как Линда, должно быть множество шмоток, сумочек и прочей гламурной требухи.

— Давай посмотрим, что внизу. — Я иду к лестнице. — Кухню и столовую мы уже видели, теперь я хочу увидеть гостиную и библиотеку, если они здесь имеются.

— Гостиная должна быть, а насчет библиотеки я не уверен. — Влад вздохнул. — Тут, судя по всему, жила какая-то ветреная дамочка. Ладно, идем.

— Ты же уходить собирался…

— Это когда же я собирался? — Он ухмыльнулся. — Я совсем наоборот, вообще-то.

— А, ну да.

Да видела я, как у тебя из-за обычного мячика поджилки затряслись, рассказывай мне, что ты не хотел, я поверю, ага. Просто сейчас ты зачем-то решил остаться, но вполне может быть, что ты передумаешь очень скоро. Едва только снова забренчит рояль…

Кстати, насчет рояля. Я очень хочу его увидеть. Вот до чего я люблю рояли, просто ужас! Как-то раз в Венеции я видела рояль абсолютно прозрачный, на вид стеклянный — он был сделан из какого-то особого толстого пластика и звучал почти как настоящий хороший рояль, просто выглядел стеклянным, это было необычно и красиво. Но, думаю, здешний рояль вряд ли будет таким.

Если он вообще здесь есть.

Гостиная оказалась огромной, с большим эркером и громадным камином. Я просто глазам своим не верю, до чего огромная комната, наверху ничего подобного нет, а тут — извольте видеть, настоящий бальный зал, с сияющим паркетом какого-то невероятно красивого дерева, образующего удивительный узор, позолоченная лепнина, панели из светлого дерева. Эта комната совершено неожиданная и по размерам несопоставима с верхним этажом и вообще с домом. Как такое могло получиться?

Над камином висит большой портрет — красивая женщина, совсем молодая, с белоснежной кожей, удивительными синими глазами и черными кудрями, небольшой чувственный рот ярко накрашен, длинная шея, высокая грудь видна в глубоком декольте синего парадного платья.

Того самого платья, что я видела в шкафу.

Портрет подписан — «Линда Ньюпорт, 1944 год», фамилия художника неразборчиво. Ага, значит, ей тут двадцать четыре года — просто как мне сейчас. Хороший портрет, и глаза как живые.

За моей спиной приглушенно охнул мой спутник, о котором я успела позабыть. Я обернулась к нему, он в ужасе уставился на меня. Не понимаю, с чего такие нервы, у меня что, внезапно выросли рога?

— Это же ты!

Он тычет пальцем в портрет, и я смотрю на него как на полоумного. Это портрет давно умершей тетки, которая вела жизнь неправедную, но продуктивную. У меня, в отличие от нее, в активах только гараж.

— Это голливудская актриса Линда Ньюпорт, ей фактически принадлежал и этот дом, и все здешнее барахло. Уймись, она померла в пятьдесят четвертом году — ну, считай, что почти сто лет назад. Говорят, ее отравили. Впрочем, нужно в Интернете посмотреть.

— Шестьдесят четыре.

— Что — шестьдесят четыре? — Более глупого диалога я представить себе не могу.

— Шестьдесят четыре года назад. — Он рассматривает портрет. — Жаль…

— Шестьдесят четыре и сто — это в данном случае фактически одно и то же, так что мне проще округлить. Чего тебе жаль, она к этому моменту умерла бы в любом случае, просто перед этим превратилась в старую ведьму, а так нет.

Если все это ей и правда покупали любовники, то я понимаю ту жену, которая отравила жадную бедняжку Линду, я бы тоже отравила тетку, которой мой муж таскает огромные бабки, вместо того чтобы нести их в семью, детям и законной супруге.

— Кстати, у тебя телефон с Интернетом? Потому что у меня с некоторых пор кнопочный.

Влад в ужасе смотрит на меня, но мне до его терзаний дела нет, потому что я все-таки обнаружила рояль — он красный, представляете, красный, лакированный, с золотыми вензелями по кромкам корпуса! Красный рояль — это реально круто, это не хуже, чем тот, стеклянный, и если он еще и играет, то я нахожусь именно там, где надо.

Отчего-то клавишные инструменты вызывают во мне восторженный трепет.

Крышка открылась легко, словно ее открывали не сто лет назад, а недавно. Клавиши из слоновой кости от времени слегка пожелтели, но это неважно, звук оказался мягким и приятным. Я тронула клавиши: рояль издал чистый элегантный звук, и я пробежалась пальцами по клавишам, извлекая из инструмента звуки «Песни колокольчиков».

Рояль настроен и готов к бою.