Читаем Кто нагнал цунами? полностью

Чтобы сдать зерно в счёт плана, надо было сначала его обрушить, то есть снять шелуху. Сейчас это легко делают мельницы, а тогда всё собранное раздавали по дворам, и каждая семья обмолачивала свою часть на корейской ступе – паи. Но прежде следовало рис-сырец очистить от зловредных зёрен курмяка, других сорных примесей. Делалось это вручную следующим образом: на середину низкого корейского стола горкой насыпалось зерно, вокруг садились все члены семьи, включая детей, и кто кусочком картона или фанеры, кто школьной линейкой (особенно удобна была треугольная) подгребали к себе горсть –другую зерна, пальцем вылавливали оттуда сор и сбрасывали его в чашечку, что стояла на подвёрнутых калачиком ногах. Так мешок за мешком. Сдавали государству отдельно цельный рис и дроблёнку – сечку. Калибровку делали опять же вручную с помощью специального сита, тоже изготовленного руками умельцев из листа жести, – оно пропускало мелочь, крупняк же оставался.

Война принесла колхозникам колоссальные трудности, но она и сплотила их. Люди творили чудеса. Только один факт. За грозовые годы посевные площади в колхозе выросли в четыре с лишним раза и превзошли тысячу гектаров! Откуда постоянно недоедавшие и недосыпавшие, до крайности истощенные люди находили силы – загадка для физиологов, психологов и… историков.

После войны хозяйство довольно быстро восстановилось и набрало силу. Прежние масштабы к 50-м годам стали тесны, и «III Интернационал» вобрал в себя два соседних колхоза – «Утренняя заря» и «Червонная земля». Теперь было где развернуться мощной технике, что стала поступать в колхоз. Площадь пахотных земель по сравнению с первым годом увеличилась почти в 120 раз, большую их часть составляли инженерно спланированные поля, то есть поля, «отутюженные» бульдозерами и грейдерами так тщательно, что перепад поверхности рисового чека площадью, скажем, в два гектара не превышал 3–5 сантиметров, иначе вода неровно заливала бы посевы, что в свою очередь плохо сказалось бы на развитии ростков, а значит, сборах зерна. Урожайность основной культуры – риса – поднялась в 8–10 раз.

Ветераны, которые знали жизнь в землянках и с чьих рук ещё не сошли мозоли от кетменей и лопат, успели поработать в колхозе, оснащённом современными тракторами, комбайнами, другими новейшими сельскохозяйственными машинами, имевшем фермы на 750 голов крупного рогатого скота и 100 свиней, кирпичный и асфальтовый заводы, швейную мастерскую, кулинарный и колбасный цеха, магазины. Хозяйство считалось в Казахстане одним из самых крепких и именитых, в числе немногих носило титул колхоза-миллионера.

Депортировать, чтоб распространить опыт?

В горестное для наших предков время нашла, как это часто бывает в жизни, подтверждение поговорка «Нет худа без добра». Страшный голод начала 30-х годов, усугубившийся перегибами в проведении коллективизации на местах и саботажем, унёс в Казахстане, по одним данным, 1,7 миллиона, а по другим – даже 2,2 миллиона жизней, заставил мигрировать в поисках лучшей доли 1 миллион 30 тысяч человек из шести миллионов населения. Старшее поколение видело жуткие картины – полностью вымершие аулы, присыпанные песком человеческие черепа и скелеты: хоронить покойников было некому.

Прибытие в этих обстоятельствах корейцев с Дальнего Востока оказалось своего рода палочкой-выручалочкой. Однако поначалу коренное население было сильно встревожено. В тот год по казахской степи «узун кулак» («длинное ухо») разносил: «Что-то теперь будет?!.. Привезли в товарных составах каких-то людей, по разрезу глаз и цвету волос похожих на нас, но одетых в странные белые одежды… Едят палочками… Рис варят без соли, а перед тем как отправить в рот, моют в воде… Чай не пьют… Овец не держат… Юрт у них нет, роют землю, как для могил, только шире, накрывают ямы камышом, обмазывают глиной и живут там… Приехали налегке, почти без ничего… Чем будут заниматься, чем питаться, как выживать?.. Не станут ли воровать, отнимать наше добро?.. Ой-бай!..»

Но местные жители, присмотревшись, вскоре поняли, что приезжие трудолюбивы, зла не делают и опасаться их нечего. Люди, несмотря на попытки властей поначалу запретить общение, стали быстро привыкать друг к другу, признали право каждой стороны на свой образ жизни. Переселенцы пополнили собой людские ресурсы, помогли наладить хозяйство, преодолеть голод и разруху. На этом основании некоторые исследователи заключают, что депортация преследовала и такую цель – хозяйственное освоение малонаселённых территорий страны.

Нет сомнения, корейцы Приморья и Приамурья располагали богатым опытом земледелия, который принёс бы огромную пользу в других местах, в том числе в Казахстане и Узбекистане, где уже тогда планировалось налаживать новую отрасль – рисоводство. И цивилизованную попытку использовать этот опыт советская власть предпринимала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное