Кто нашел, берет себе

Его родители постоянно ссорились, и хотя он презирал их обоих всей душой, у матери броня против внешнего мира была крепче, поэтому он принял от нее саркастический изгиб улыбки и как приложение надменный, пренебрежительный взгляд. Кроме английского языка и литературы, за которые он получал высшие оценки (когда хотел), в школе он считался неуспевающим, и это не раз доводило Аниту Беллами до бешенства с упреками и размахиванием табелем. Друзей у него не было, зато врагов пруд пруди. Трижды его били. Дважды это делали мальчики, которых просто раздражала его внешность, но однажды - парень, у которого на то были более веские причины. Это был очень высокий старшеклассник, футболист по имени Пит Вомак, которому не понравилось, как Моррис смотрел на его подружку в столовой во время обеденного перерыва.

- На что уставился, крысенок? - Поинтересовался Вомак, и за столиками вокруг воцарилась тишина.

- На нее, - ответил Моррис. Он был напуган, а когда ум его был омрачен, страх обычно хоть немного сдерживал его, но он никогда не мог устоять перед аудиторией.

- Лучше прекрати, - лениво сказал Вомак, давая ему шанс. Вероятнее, Вомак осознавал, что в сравнении с его шестью футами двумя дюймами и двумястами двадцатью фунтами напротив него сидит красногубая сопля на палочке пяти футов семи дюймов роста и весом где-то жалких фунтов ста сорока, и то если в одежде. Возможно, он осознавал и то, что все вокруг - включая его смущенную подружку - видят подобное неравенство.

- Если она не хочет, чтобы на нее смотрели, почему так одевается?

Моррис считал это комплимент (хотя и слишком неуклюжий, это уж точно), но Вомак услышал в нем что-то другое. Он обежал вокруг стола, сжав кулаки. Моррис успел ударить только раз, но удар получился точный, Вомак потом долго с подбитым глазом ходил. Разумеется, после этого он получил свое, и за дело, но тот удар стал для него полным открытием. Если надо, он будет драться! Осознавать это было приятно.

Обоих мальчиков исключили, и в тот же вечер Моррис выслушал от матери двадцатиминутную лекцию о пассивном сопротивлении вместе с едким замечанием о том, что драки в столовой это не тот вид внеклассной деятельности, обычно оставляет благоприятное впечатление у приемной комиссии колледжей.

У нее за спиной его отец приветственно поднял бокал мартини и подмигнул. Это означало, что, хотя Джордж Беллами преимущественно жил под пятой у жены, при определенных обстоятельствах он тоже был способен драться. Однако обычной тактикой старого доброго папаши было бегство, и во втором семестре первого года Морриса в Нортфилд Джорджи-Порджи убежал, бросив семью на произвол судьбы, задержавшись только для того, чтобы подчистить остатки банковского счета семьи Беллами. Сбережений, которыми он хвастался, либо не существовало, либо они накрылись. Анита Беллами осталась с пачкой наличных и непослушным четырнадцатилетним сыном.

После отбытия отца в неизвестные края остались только две ценные вещи. Это документ о номинации на «Пулитцера» за ее книгу, висевший на стене в рамочке. И дом в престижной части Норт Сайда, в котором Моррис вырос. Этот дом не был заложен только потому, что мать категорически отказалась подписывать банковские бумаги, ее муж принес домой, первый и последний раз НЕ поддавшись на его сладкие песни о том, что ему повезло сделать выгодное вложение, и этим никак нельзя пренебречь. Когда он ушел, она продала этот дом, и они переехали на Сикоморовую улицу.

- Конечно, это жилье хуже, - призналась она Моррису летом между его первым и вторым курсами, - но финансовый источник наполнится снова. И по крайней мере соседи здесь белые. - Она помолчала, обдумывая последнее замечание, потом добавила: - Не то, чтобы я была против.

- Конечно, ма, - сказал Моррис. - Кто бы сомневался.

Обычно она ненавидела, когда он называл ее «ма», но в тот день промолчала, поэтому у него весь день было приподнятое настроение. У него всегда поднималось настроение, когда удавалось подпустить шпильку матери. Такая возможность выпадала нечасто.

В начале семидесятых в Нортфилд такой вид работы, как написание приказов книг, входил в обязательную программу второго года изучения литературы. Ученикам раздавали распечатанный на ротаторе перечень одобренных книг. Большинство из них Моррис считал просто мусором, и не стеснялся говорить. «Смотрите! - Восклицал он со своего места в заднем ряду. - Сорок вкусов американской овсянки ».

Кто-то из ребят смеялся. Он мог их рассмешить, и хотя Моррис не мог заставить их полюбить себя, его это нисколько не смущало. Все они были тупыми оболтусами, которых ждут тупые брака и такие же тупые работы. Они воспитывать тупых внуков, а затем погаснут в тупых больницах и домах престарелых, нырнув в темноту с верой в то, что они жили в стране американской мечты, и Христос встретит их у ворот рая с рекламными буклетик. Морриса же ждали вещи куда более возвышенные. Только он еще не знал какие.