Кто не спрятался, я не виноват…(СИ)

Любая сильная эмоция мешает думать. Страх, гнев, радость, влюбленность, ревность — все это может стать началом фатальной ошибки в сложившейся ситуации. Доедая заказанный стриплойн-стейк{?}[Стрипло́йн (англ. strip + loin «филейная полоса») — «премиальный» стейк, который нарезается из отруба тонкий край, состоящего из единственной мышцы. По периметру стейка проходит тонкая полоска жира, придающая мясу сочность. Многие повара обрезают ее после прожарки стейка, и он получается постным.], Роберт старательно гнал эмоции, продолжая листать страницу за страницей Daily Mirror. Взгляд скользил от полосы к полосе, не задерживаясь надолго, но особого интереса не вызывал: бульварщину он не любил, но отвлечься было необходимо. На следующем развороте к своему удивлению Роберт наткнулся на знакомые фамилии. Джеймс Уильямс и Элизабет Хоупс объявили о совместном проекте, по завершении которого пара планирует заняться восстановлением подорванного Уильямсом здоровья. И ниже фотография: Уильямс в розовато-пыльном костюме-тройке, худой до измождения. Рыжая бородка клочьями торчит на ввалившихся щеках, очки в темной оправе еле держатся на визуально удлиннившемся носу, голубые глаза потеряли былой блеск. Рядом — пышущая здоровьем, несколько располневшая Хоупс. Фотография сделана на каком-то публичном мероприятии, кажется, в одном из театров, возможно, на премьере спектакля. Роберт действительно смог отвлечься от эмоций, разглядывая не очень качественное цветное фото. Офсетная печать не передавала всех тонкостей, но резко сдавший Уильямс сильно бросался в глаза. Странно, сегодня в сквере он показался на порядок бодрее… Роберт невольно сложил газету, удостоверяясь, что номер издания свежий. Все верно, сегодняшний… Значит, фотографии где-то от силы неделя, может две. За две недели прийти в тот вид, в котором Уильямс предстал сегодня в сквере можно лишь, обратившись к тем же врачам, что и Сара — наркологам-реабилитологам. Значит, его подозрения были верны, и Уильямс все-таки лечится от зависимости. Роберт усмехнулся, еще раз перечитав газетный разворот и заказывая себе кофе. Пока официант не подал заказ, у него появилось время, чтобы подумать над ситуацией, гнев ослаб, позволяя мыслям течь плавно, без скачков. Итак, О’Коннел уверен, что Макклоски и Кавана мертвы. Так же, он уверен, что Томпсон действительно считает, что в их смерти виноват исключительно Роберт, а значит, если уж натравленные на него адские гончие не справились с задачей, то О’Коннел будет считать, что дело довершат в ЦРУ. Будет ли сам О’Коннел скрываться, или позвонит Томпсон под предлогом свидетельства против бывшего капитана? Скорее всего так и будет. Главное, чтобы дело попало в руки Томпсон, и на него не назначили кого-то ещё, иначе самому Роберту не выкрутиться — бюрократическая машина ЦРУ так же неповоротлива, как и скора на расправу. Последняя мысль прошила Роберта внезапно, словно раскаленная игла. От внезапного озарения он дернул рукой, сбивая на пол поданную чашку кофе. Чертыхнувшись, принялся спешно собирать с пола осколки, и неожиданно для самого себя ощутил острое дежавю: много месяцев назад он точно так же собирал осколки битой посуды в квартире по адресу Стэмфорд-Роуд, 37. Подоспевший официант принялся вытирать ароматную коричневую лужу, собирая ее тряпкой. Роберт, извиняясь за свою неуклюжесть, попросил счет.