— Виноват в чем, Флинн? Не считаешь же ты меня виноватым в смерти “Эрры”? “Хорса”? “Локи”, в конце-концов? — взгляд Таннера стал цепляющимся, изучающим. В неверном свете пламени его черты заострились, стали жестче и напряженнее.
— Они лишь помехи на моё пути, — отмахнулся Флинн.
Роберт изумленно открыл было рот, дабы что-то возразить, но не нашелся. Так легко брошенные О’Коннелом слова о бывших сослуживцах, друзьях, и практически семье поразили его до глубины души, лишая дара речи.
— Флинн, я не понимаю, что с тобой произошло. Ты ведь сам говорил, что ближе парней у тебя никого нет, что они — твоя семья… И ты расправился с ними, как с ненужным мусором?
— Они и были мусором. Всего-лишь мусором, капитан, — глаза О’Коннела опасно блеснули, — а моя семья погибла вместе с этим чертовым арабом, Лидиниллахом в две тысячи четырнадцатом году в бою за базу. И ты в этом виноват!
— Семья? О чем ты говоришь? — искренне не понял Таннер, заерзав на жесткой скамье. Слова бывшего заместителя звучали странно.
— О, тебе этого никогда не понять! У тебя ведь была семья: прелестная, хоть и неверная женушка, две замечательные дочки и масса возможности просто уйти в запас после контракта, но нет… Ты остался на должности капитана, принимал, как думал — важные решения, бросая всех нас в котел огня и на передовую… Не щадил ни нас, ни себя бросая под пули, — произносил Флинн, расстреливая Таннера словами. В них слышались океаны боли, горечи и невысказанного гнева, — а в итоге погубил всё! Из-за тебя погибли сержант Васкез, Гордон и Салли. Из-за твоей жажды славы я лишился всего, что мне было дорого!
— Я не понимаю, как единичный бой, которого стоило ожидать в любом случае, повлиял на тебя? О чем ты говоришь?
— Не понимаешь? На вот… Полюбуйся! — с этими словами перед Таннером на стол упали несколько потрепанных фотографий, с потрескавшимися уголками, замятые на разные лады. Видно было, что эти фотографии носили с собой постоянно. На снимках навечно застыло улыбающееся лицо Гарсии Васкеза — того самого капрала, чью смерть он помнил в мельчайших деталях. Того, чью смерть переживал во снах, и чья кровь каждую ночь обагряла его руки. Всё еще не понимая, к чему клонит О’Коннел, Роберт повернул фотографии к себе лицом, рассматривая.
— Он был моей семьей… Я был его семьей… — с горечью в голосе произнес Флинн, тоскливо глянув на фото, — и если бы не ты со своей идеей захватить в плен одного из валетов Иракской колоды{?}[Иракская колода (другие названия: англ. Most Wanted, Колода смерти) — известная комбинация игральных карт, выполненная в виде портретов самых разыскиваемых администрацией США иракцев. Использовалась в течение Иракской войны для поиска свергнутых иракских лидеров. Ещё задолго до войны в октябре 2002 года администрация США составила список особо опасных руководителей Ирака, так называемую «грязную дюжину». В него были включены Саддам Хусейн и 11 наиболее ближайших его соратников. Практически все они возглавляли вооружённое сопротивление войскам антииракской коалиции.] он был бы жив…
— Это была не моя прихоть, а приказ сверху! И я все еще не понимаю, какое отношение Васкез имел к тебе? — откровенно недоуменно поинтересовался Роберт. Смутные догадки вкрались в его сознание, одновременно с этим отрицая возможную связь своих подчиненных. С другой стороны это вполне объясняло то, что O’Kоннел так и не обзавелся сколь было длительными отношениями.
— Тебе надо, чтобы я это озвучил? Мы были партнерами! Друзьями! Семьей, наконец! — яростно прорычал Флинн, подскакивая к столу и с размаху ударяя Роберта по лицу рукоятью пистолета. Тот покачнулся, чуть не завалившись за край стола. В голове зашумело, болезненно заныла скула, в глазах потемнело. Разгоняя брызнувших во все стороны головастиков перед глазами, Роберт мотнул головой чуть сильнее, чем хотелось бы. Гематома на лице явственно принялась наполняться жидкостью — скулу потянуло, и в ней нестерпимо горячо запульсировала кровь.
— Я не знал. Да даже если бы и знал, что бы это изменило, Флинн? — пробормотал он, борясь с болью в верхней челюсти. В ушах шумело после удара. Саманта, сидевшая рядом, тихонько поскуливала сквозь кляп. Лихорадочно соображая, что же делать, Роберт тянул время. Чем больше Флинн говорит, тем больше шансов найти выход. Снова взглянув на своего бывшего заместителя, он понял совершенно отчетливо, что тот был не под действием наркотиков или нахлынувшего адреналина, он просто был не в себе.
— Для меня — абсолютно все! — взвизгнул вдруг Флинн, теряя самообладание.
Роберт скосил глаза на Саманту. Она дрожала, как осиновый лист на ветру, пытаясь справиться с паникой. Бедная девочка… Ей еще не доводилось переживать подобное, в отличие от него. Как-то оно скажется на ней, когда они выберутся? Если выберутся, поправил себя вдруг Таннер.
— Тогда зачем ты убил “Икара”? “Эрру” и “Урана”? И остальных? В чем их вина? — нетерпеливо спросил Роберт, понимая, что надо двигать разговор в нужном направлении дальше, — ведь тебе нужен был только я.