Кто не знает братца Кролика!

– Прощай, ундина.

Спросите теперь у Гоголя, господа, – скучно или нет жить на этом свете.

Наутро трясемся в «форде». Мир неизменен: вот вам идея в зародыше: неплохо бы закупить несколько подержанных яхт на Канарах и сдавать затем в аренду денежным мешкам. Идея в развитии: всю дорогу Кролик подробнейшим образом перечисляет достоинства работы на свежем воздухе. Клянется: месяца не пройдет – мы намотаем концы на кнехты в Гамбурге или в Антверпене. Завершение идеи: приезд на рынок, командор отвлечен заботой о хлебе насущном.

Сегодня в трех местах успеваем собрать навар. В тупичке за Некрасовским бойко распродаю последний ящик.

Трое злых кавказских чертей в фартуках не тратятся на словесную перепалку. Сочувственные вопли бабушек не смягчают обидчиков. Мы все-таки доигрались. Карточных шулеров трескают канделябрами – с моей физиономией знакомится увесистый бройлерный цыпленок, к тому же остекленевший от мороза. Дети гор еще раз готовы огреть меня конфискатом, однако на помощь спешит Зимовский:

– Я – Великий Умывальник! Знаменитый Мойдодыр!

– Умывальников Начальник и мочалок Командир!

Местные торговцы в некотором замешательстве. Кандидат на роль таза-монстра продолжает цитировать:

– Если топну я ногою, позову моих солдат…

– В эту комнату толпою умывальники влетят…

– И залают, и завоют, и ногами застучат…

Вот и умывальники – шофер и Васенька! Бабки разбежались и очистили поле боя. На наше счастье конкуренты больше орут: у них только один нетопырь-крепыш, по всей видимости, опытный поединщик. Васильев буднично опускает весы на его ушастую голову.

Оставаться нет смысла. Самсон прикрывает отступление. Главный организатор вскочил на ходу: где он болтался, когда нас выбивала с позиций конкурирующая банда, остается за кадром.

Под воинственный рокот Кролика (схема мести понятна младенцу: звонок – и не только проклятый рынок, но и вся прилегающая территория вплоть до 7-й Советской, заливаются кровью и до облаков загромождаются костями) актер бесполезно обшаривает свои карманы.

– Раньше славные были пятаки, – бормочет Зимовский.

В итоге прикладываю Васенькин портсигар с лаконичной мольбой на крышке не забывать Кандагара.

Кролик тем временем перечисляет будущих мстителей – сплошь ингуши и чеченцы. Мы ожидаем импровизаций – маэстро не разочаровывает: на горизонте замаячили шао-линьские монахи, которых он собирается выписать с какой-то тренировочной базы чуть ли не из-под Лхасы. Командор даже калькулятор не поленился призвать на помощь. После нескольких энергичных шлепков по клавишам, торжественно демонстрирует, во что выльется мой синяк некрасовским обидчикам. И продолжает трясти мобильником, точно шаман бубном:

– Завтра на том же месте, в тот же час!

От компенсации (синие скорченные куры) отказываемся. Что там Зимовский – Васенька отмахнулся!

Ночь ужасна: торшер включается каждые пять минут. Зеркало в центре самого пристального внимания: постоянно смачиваю глаз полотенцем.

Телефон, оказывается, жив: Дина именно сейчас обозначилась. Словно в насмешку дает знать: сегодня свободна. С ума можно сойти, я попросту подыхаю: рыночный бандюган задел проклятой мороженой тушкой все мои жизненно важные центры – вот-вот лопнет самый главный сосуд.

– Как твой бизнес? – очаровательный вкрадчивый голосеночек.

Вновь нащупываю синяк. Точно за пушечную «колбаску» дергаю за торшерный шнур. Ответ «зеркальца» незамедлителен: в таком виде даже на лестничную площадку не выползают.

Она щебечет всякую чушь. И, внезапно:

– Ты сегодня какой-то странный.

Огрызаюсь:

– Работы много.

Искренность удивления неописуема. В ее булавочную головку даже крошечная мысль не может залететь, что люди могут работать. Впрочем, зачем попрыгунье мысли? Стрекоза едва успевает менять «Голливудские ночи» на «Метрополь». Это трудяг жизнь как раз кучами и давит. Отправляет на тот свет целыми муравейниками. Зимовский все-таки прав: ничем иным, кроме кармы, объяснить подобное невозможно – иначе придется идти против Бога, а идти против боюсь. Я даже икону поставил в отцовском кабинете – на всякий случай. Может быть, там есть действительно что-то лучшее, чем наша свинячья жизнь и весь этот джаз?

– Раз ты такой занятый – прощай!

Нет, вы только посмотрите, милостивые государи! Рятуйте, люди добрые! Она так искапризничалась, до того докатилась, что искренне верит: и с самого Северного полюса в таком вот состоянии готов я буду примчаться в ее прихожую – щупать очередную подкладку и восхищаться по поводу пряжек. Какая наглость!

Когда проскакивает неделя, Зимовский всерьез расстраивается: захватил бы с собой замороженные тушки – жил бы сейчас припеваючи!

«Фонарь» хоть и отдает желтизной, но все же несколько рассосался: могу появляться на людях. В остальном – ничего особенного: Кролик сгинул, доллар подпрыгнул в очередной раз, как резвый мальчишка. От отца ни слуху ни духу.