Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже

— Надька, взбл...нешь — убью!

Мать Карлы, статная богатая итальянка, водила нас

в японский ресторан, где я впервые в жизни попро-

бовала суши. Меня тогда чуть не стошнило, доесть их

я не смогла. Второй раз мы попробовали суши вместе

с тобой и Брашинским в Нью-Йорке — с тем же рвот-

ным эффектом. А сейчас я дрожу от любой сырой

рыбы и в промышленных количествах ем всевозмож-

ные карпаччо и тартары.

Недавно я наткнулась на статью про Карлу

и Мари-Лор в L’Humanitй. Оказывается, у них три

девочки — Жюльетта, Луана и Зелина. Мари-Лор их

выносила и родила, Карла удочерила. Они стали чуть

ли не первой французской гей-парой, которая это про-

делала легально. До сих пор живут вместе, в том же

двадцатом округе, борются за права геев. Стоит их

найти? Наверное, это совсем не трудно. Я, кажется, даже помню, где именно расположен их чудесный дом

на тихой зеленой улице. Помню метро с прелестным

названием — Mairie des Lilas. Вдруг у Карлы

(ты называл ее Карлуша) чудом сохранились негативы

двадцатилетней давности? Она столько снимала нас

вместе — а у меня так мало наших общих фотографий.

Знает ли она, что тебя больше нет?

19.

68

27 апреля 2013

Почему нам так понравилась “Черная роза — эмблема

печали...”? Мы посмотрели ее летом 1990 года в кино-

театре “Колизей” на Невском. Сейчас этот фильм едва

ли не официально считают неудачей. А тогда мы

много смеялись и с удовольствием повторяли словечки

и фразочки оттуда. Ты восхищался Збруевым и его

брутальной репликой “Только не надо мне вертеть

вола!”. С тех пор мы вертели этого вола на все лады.

— Не надо мне вертеть вола! — то и дело кричали

мы друг другу. Вол жил с нами до моего бегства

в Москву. Ты написал трогательную картину “Верчение

вола”, я повесила ее у себя в комнате и улыбалась

всякий раз, когда на нее смотрела. Забавный человечек

вертел на веревке какого-то шагаловского вола.

Я в ответ слепила его фигурку из глины, а вместо

веревки использовала проволоку. Мне всегда нравилось

лепить и у меня получалось; иногда думаю, что могла

бы стать скульптором (ты сейчас обязательно вспомнил

бы Изабель Аджани в роли одержимой Камиллы

Клодель). Эта маленькая скульптурка тебе ужасно нра-

вилась, ты считал ее нашим талисманом. Когда я ухо-

дила от тебя, то почему-то взяла ее с собой в Москву.

Почти ничего больше не взяла, даже одежду оставила.

Талисман скоро вернулся в Питер, к тебе на

могилу. Приехала я одна, с грудью, переполненной

молоком, — в Москве остался мой месячный сын Иван.

Положила нашего маленького вола за серый могиль-

ный камень, присыпала землей, чтобы никто его

не увидел. Мне казалось, что я тебя слышу, что ты уго-

вариваешь меня перестать наконец плакать. И что

я отвечаю тебе:

— Только не надо мне вертеть вола!

20.

70

29 апреля 2013

Когда мы с тобой начали жить вместе? В сентябре, в октябре? Помню, что была осень. Закончилось жаркое

лето, схлынуло безумие. Я ушла от Марковича, ты —

от Кати. Удивительно: всё получилось просто и есте-

ственно, без драм и скандалов, как будто по-другому

и быть не могло. Родителей мы просто поставили перед

фактом. Моя подруга Ира Татарова (сейчас она католи-

ческий теософ и живет в Польше, а тогда была в тебя

влюблена, ты это знал?) сдала нам однокомнатную

крохотную квартиру в блочной хрущевской пятиэтажке

на Черной речке, на последнем этаже без лифта.

Это был переходный период — между безумием

и спокойствием. Мы сказали друг другу: “Я люблю

тебя”, — и нам больше нечего было бояться. Не надо

было оглушать себя алкоголем, чтобы друг до друга

дотронуться. Мы одновременно прочитали “Палисан-

дрию” Саши Соколова и вытащили оттуда детское

словечко “потягуси”, которым с тех пор называли

занятия любовью. Жизнь стала успокаиваться, дышать

всё ровнее, больше не требовала допингов. И да —

мы перестали пить.

Иванчик, сейчас я сижу в своей огромной париж-

ской квартире с окнами до пола и готова всё на свете

отдать, чтобы хоть на один день перенестись с тобой

в шестиметровую обшарпанную кухню. Каждая следу-

ющая моя квартира была больше и богаче предыдущей.

И в каждой — обратно пропорционально — я была всё

менее и менее счастлива.

А в той убогой хрущевке мы и вправду были

счастливы.

21.

72

3 мая 2013

Иван, привет! Ты терпеть не мог говорить про

алкоголь. А теперь я могу говорить сколько угодно —

и ты меня больше не остановишь. Это был такой слон

в комнате, постоянный страх и постоянная угроза.

Я написала, что страхи прошли, но это неправда, конечно. Страх так и не прошел — ни у меня, ни

у тебя. И ты в конце концов сорвался.

Чуть меньше года назад я стала ходить к психо-

аналитику: эти еженедельные визиты длились несколь-

ко месяцев — до моего отъезда в Париж. Я знаю, знаю, что ты мог бы про это сказать. Но мне это помогло, правда. Например, с булимией я почти справилась.

Впрочем, для тебя это пустые слова: когда мы жили

с тобой, булимии у меня не было, она всегда нападает

в отсутствие любви. Так вот, мой психоаналитик, с которой я много обсуждала тебя (прости, прости), сказала, что твоя жизнь в завязке не могла закончиться