Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже

и шутки, цеплять их за свои, превращая разговор

в блестящий взаимный фейерверк, погружать всё про-

исходящее в культурный контекст — озвучить цитатой, разыграть сценку из фильма, спеть музыкальную фразу.

Ты не произносил банальностей, пустых реплик.

Не рассказывал анекдотов не к месту. Когда я думаю

о рецепте удачного брака, мне кажется, что вот это он

98

и есть — должно быть всегда интересно. Ну, и комиче-

ский дар, конечно. Здесь тебе равных не было. Так

жаль, что я не могу это передать, ведь твой юмор впле-

тался в ткань повседневной жизни. Я никогда так

много не смеялась, как с тобой. Самое простое быто-

вое действие оборачивалось мини-спектаклем. Если ты

ставил мне банки (а ты свято верил в банки и горчич-

ники), процедура превращалась то в факельное

шествие, то в пляску шамана, то в глотание пламени, то в бег с олимпийским огнем. Если ты опалял курицу

над газовой горелкой, то мог закричать голосом Чури-

ковой — Жанны д’Арк: “Дайте мне крест!” Если мыл

пол, то танцевал, как Фред Астер, приговаривая вслед

за своим армейским сержантом: “А ну-ка взял и вымыл

так быстро, чтоб я удивился”. Сегодня почему-то

вспомнила, как ты определял степень безумия (сдвину-

тости крыши) окружающих нас людей. Строилась эта

классификация вокруг поезда (а как же без Люмье-

ров?). Тот, кто был вменяемым, но уже обнаруживал

опасные симптомы, — купил билет. Слегка свихнув-

шийся — сел в поезд. Тот, кто подходил под диагноз, —

от поезда отстал. Ну а законченный безумец — сошел

на дальней станции. Удивительно, какое количество

людей укладывалось в эту очень кинематографичную

и простую метафору, а ты каждый раз расцвечивал ее

новыми красками. Кто-то задумался о покупке билета, кто-то рванул стоп-кран, кто-то съел билет, кто-то

спрыгнул с подножки в снег, ну а кто-то пошел по

вагонам с гитарой и с песней “Синий троллейбус”.

Расставшись с тобой, я машинально продолжала

думать про многих окружающих меня персонажей:

“Уже купил билет”. Но больше некому было подхватить

эту чудную игру, устроить вокруг этого железно-

дорожного билета новое “Прибытие поезда”.

Никогда я не говорила тебе, как мне было с тобой

интересно.

29.

100

12 мая 2013

Почему-то я совсем не помню, как и когда ты развелся

с Катей. Это, должно быть, вышло стремительно.

Летом мы поцеловались, осенью начали жить вместе, а ранней весной уже поженились. После нового года, наверное, ты получил развод, и мы подали заявление.

Ждать надо было два месяца — и ты пришел в ярость.

Ты ужасно торопился, нервничал, боялся, что я пере-

думаю. Я на самом деле нервничала и боялась не мень-

ше тебя, но умело это скрывала. Никто не знал, что

мы собираемся расписаться, даже родители. Почему

мы никого не посвятили в наши планы — понятия не

имею! К весне мы переехали в огромную, метров под

девяносто, трехкомнатную квартиру на 2-й Советской, которую нам сдали за смешные деньги. Окна выходили

во двор-колодец, а ванна стояла в кухне, рядом

с кухонным столом. По утрам по ее пожелтевшей

поверхности ползали огромные бурые тараканы, с которыми мы сражались, скатывая шарики из яичного

желтка и порошковой отравы. Но это было такой ерун-

дой по сравнению с тем, что мы жили в пяти минутах

от Московского вокзала в доме начала девятнадцатого

века, в просторной квартире с высоченными потолками, дубовым паркетом, длинным коридором и сортиром

размером с маленькую комнату, где унитаз был

установлен на каком-то постаменте — ты называл его

троном. Всё это казалось нам невероятной роскошью, подарком судьбы. В квартире не было холодильника, и Костя Мурзенко притащил карликовый “Морозко”, достающий мне до колен, — при тогдашнем дефиците

продуктов нам его вполне хватало.

Мы поженились шестнадцатого марта. Накануне

101

купили обручальное кольцо — кольца продавали только

по специальной бумажке в единственном в городе

магазине, неподалеку от Смольного. На два кольца

денег не хватало, взяли одно, для меня, — тоненькое, золотое, самое дешевое. Мне не терпелось надеть его, что я и сделала, не дожидаясь свадьбы. Колечко сидело

как влитое, и я себе страшно нравилась в роли замужней

женщины. Вечером я принимала душ в нашей тара-

каньей ванне и с ужасом обнаружила, что кольца нет.

Решила, что оно соскользнуло с руки и провалилось

в сливное отверстие. Жуткий знак? И как я буду завтра

без кольца? Я заревела белугой, ты прибежал из гости-

ной, стал ковыряться в сливе, растерянно утешал

меня — типа черт с ним, с кольцом. Проревев пол-

ночи, я успокоилась, а наутро нашла кольцо в банной

варежке-мочалке. Счастье вернулось, дурное предчув-

ствие меня отпустило.

В тот субботний день в 9:30 утра я читала лекцию

на Моховой одному из актерских курсов. Мои лекции

часто назначали на самые ранние часы, потому что

считалось, что студенты ко мне хорошо ходят.

У многих педагогов утренние лекции срывались —

мало кто из будущих актеров или режиссеров был

способен явиться в институт к 9:30. Но ко мне прихо-

дили. Помню, что я была в черных брюках и широкой

черной кофте китайского кроя, волосы убраны назад, на ногах — какие-то дурацкие темно-синие сапоги

без каблука (с обувью тогда была полная катастрофа).