Кто он был?

Слесарь с редко встречающимся именем Тимотеус, так его звали женщины, заверил, что в дом попасть — раз плюнуть, если форточка открыта, нужна только лестница, а он знает, где взять ее. Он вообще показался мне радушным и деловым человеком. Возможно, успел уже подкрепиться стаканчиком вина или бокалом пива, от него вроде бы чуточку попахивало. И вот мы теперь стояли втроем у задней стороны дома возле лестницы, с которой спустился милиционер. Сперва мы сходили к находившейся рядом с гаражом наружной двери, и все убедились, что я говорил правду: на крыльце не было ни одного следа. И следов тетушки Лизы тоже. О тетушке Лизе я в милиции не сказал. Это она принесла мне весть о том, что с Айно неладно. Тетушка Лиза, приезжавшая иногда из Лиллекюла в центр города в гости к Айно, кровной родственницей нам не доводилась, хотя по годам вполне подходила. Просто была старой хорошей знакомой, которая близко общалась с Айно. Когда-то еще до войны мы жили с ней в одном доме, дочь тетушки Лизы была всего на несколько лет моложе нас. Сестра прекрасно ладила с тетушкой Лизой, разговорчивой старухой, которую она всегда терпеливо выслушивала. Видимо, Айно являла тетушке Лизе частичку ее молодости, напоминала ушедшие времена, наверное, и тетушка Лиза вызывала в памяти Айно ее собственное детство и ту жизнь, которая осталась позади. Жизнь эта у нас и тетушки Лизы была скудной, в пригородных наемных хибарах не проживал богатый люд, но тогда все были молодыми — мы с Айно протирали школьные скамьи, а тетушка Лиза пребывала в своих лучших летах и была жизнерадостной и словоохотливой женщиной. Жизнь способна совершать неожиданные повороты, может круто изменить человеческую судьбу, но молодые годы и по прошествии времени все равно светят по-особому. Даже воспоминания о невзгодах могут согреть душу. В пятидесятые годы Айно пыталась помочь мужу тетушки Лизы оформить пенсию, к сожалению, это ей не удалось, хотя она и потратила много времени и сил. Заведующая отделом социального обеспечения, ограниченная самонадеянная бюрократка, которых и сегодня еще хватает, никак не могла взять в толк, что в буржуазное время строительные рабочие постоянно меняли хозяев, потому что, если на стройке кончалась работа для каменщиков, плотников или маляров, им приходилось искать себе другое место. В городе всего одна или две фирмы гарантировали занятость своим рабочим круглый год. Да и те предпочитали не иметь постоянных рабочих, а при закладке каждого нового здания объявляли о наличии рабочих мест, чтобы держать на возможно более низком уровне сдельную оплату. Муж тетушки Лизы не смог документально подтвердить, у каких предпринимателей и домовладельцев он из месяца в месяц работал, оставались перерывы, и холодные чиновничьи души отклонили просьбу о назначении пенсии: не хватало трудового стажа, к тому же подозревали, не был ли он сам мелким предпринимателем. Муж тетушки Лизы работал плотником и давно умер.

Милиционер сошел с лестницы, и я уже хотел было сам взобраться, но меня удержали.

— Вам нельзя, — блеснув по-девичьи глазками, сказала управдом, и даже ухватилась за рукав.

— Да, вам не стоит, — решил также милиционер, ему, казалось, все еще было неловко, что он слез с половины лестницы.

— Собака меня знает, — пытался я настоять на своем.

— А какая это собака? — с жаром спросила дама.

— Пудель. Большущий пудель. Королевский.

— Королевский пудель? Впервые слышу, — сказал милиционер.

— Породистый? — продолжала допытываться дама.

— Чистокровный.

Так уверяла сестра. В этом я немного сомневаюсь. Прежде всего он слишком велик для настоящего породистого пуделя, в холке гораздо выше моих колен. Кроме того, говорят, что пудели легко дрессируются, Рексу же сестра вынуждена десять раз приказывать и даже плеткой грозить, прежде чем он послушается. Но сестру Рекс оберегает. Стоит чужому приблизиться к Айно, как он начинает угрожающе рычать. Манеры скорее волкодава, чем пуделя.

— И документы есть? — не отступала управдом.

Пожал плечами и хотел уже взяться за перекладины, но она не отпускала мою руку. Мне это не понравилось.

— Я не пущу вас, — вытянув губки, будто ребенка, увещевала она меня.

— Давайте я, — решился слесарь. Отстранив меня, он стал быстро взбираться по лестнице. С ловкостью знающего человека он открыл через форточку шпингалеты внутреннего и наружного окна, рука у него доставала, и спустился в кухню.

Лай собаки усилился. Но Рекс лаял теперь совсем иначе. Не столь яростно и злобно, как обычно. Все же чужой человек вторгся в его владения. Так лает перепуганная, в замешательстве, потерявшая уверенность собака. И тут же Рекс умолк.

Я встревожился.

Теперь и милиционер полез наверх.

Больше никакого лая не слышалось.

Столь быстро Рекс никогда не поддавался.

— Печально, — донесся до меня голос дамы, — очень печально оставаться одной, жить в одиночестве. Мужа потеряла, и детей у нее вроде не было?

Пробормотал вроде того, что да, не было.

В окне показался милиционер.

— Идите на крыльцо, мы откроем дверь.