Но что-то меня останавливает от убийства Недоброго. Я начинаю вспоминать, что он мне рассказывал о том, как ковать железо, чтобы все сошло с рук. Начинаю освежать все правила, которым он меня учил, шаг за шагом и понимаю, что запутался. Укол протягивает мне шлем, но у меня в уме крутится, черт, я не смогу, слишком стремно, что, если одно, что, если другое, или сегодня просто не тот день, и тут же вспыхивает мысль, может, ты не готов к убийству, и вспоминается дочка Недоброго с ее заколками-бабочками, и я тут же ее отгоняю и смотрю в пустоту широко открытыми глазами, а затем слышу, как Укол говорит, эй, Снупз, ты чего, хочешь это сделать или что? И тогда я думаю, ну, нет, не так, не сегодня. Я не готов сесть за убийство за девять сотен, пусть даже очень хочу выпилить Недоброго, особенно после того, как мы с ним так сдружились, а потом за один разговор стали врагами. Мракобес ебучий.
Первогодки
Универ – это показ мод. Особенно для первогодок. У Капо куртка «Айсберг» с Даффи Даком. У меня новенькая куртка «Авирекс», черная кожа. Брателлы подровняли стрижки. Цыпочки пахнут шампунями и увлажнителями. Все, похоже, накупили себе мульки за неделю до универа и ходят таким размеренным шагом, чтобы не морщить обувь. Особенно кроссовки «Найк ВВС». Мусульманочки в чистеньких платочках, глаза с томной подводкой, очень эффектной. Белые люди не из Лондона, которым не терпится съесть свой первый комплексный обед Идеально Жареная Курица в Майл-энде. Какие-то ушлепки тырят книжки из книжного в универе, засунув под длинное мешковатое пальто, а потом впаривают за гроши студентам снаружи. Кузен Капо, Бликс, второкурсник, так что нам уже есть с кем тусить. Он нам показывает, куда можно сходить, выкурить косяк, вдоль канала, за одной студенческой общагой. Знакомство с учебным курсом, с лекциями, со студентами. Капо получает квартиру с Бликсом неподалеку от универа. Иногда я у них ночую. На учебу я настроен серьезно. Не собираюсь прогуливать лекции, забивать на задания. Все на моем курсе покупают полное собрание Шекспира. Все равно как Библию.
По одному из предметов мне задали эссе на три тысячи слов на тему «Искусство и истина в работах Аристотеля и Платона». Я одолеваю эту планку и дописываю эссе у Капо, ночью, накануне последнего дня, куря косяк за косяком и накачиваясь энергетиком, пока небо не светлеет и птицы начинают петь. Поспать мне так и не пришлось. Утром глаза у меня красные от курева и, богом клянусь, руки дрожат от кофеина. Тело холодное. Я иду и сдаю эссе. Через неделю мой профессор раздает проверенные работы, и у меня отлично – более того, это высшая отметка в моем классе. Вот так и проходил у меня первый курс: я флиртовал с цыпочками в библиотеке, встречался с Йинкой, писал эссе, читал книги, обсуждал литературу и всякое такое на семинарах… и делал движи.
После первого большого движа я пошел и купил грилзы на обе челюсти, из белого золота, с камнями сверху по краям. Чтобы как-то отметить то утро, когда я вломился на хату к одному бандосу в районе Гроува и… это была конкретная жесть. Сейчас расскажу.
Я съехал от дяди Т, когда пошел в универ, поскольку мне было нужно оставаться на востоке, чтобы ходить на занятия и передвигаться с места на место, не платя за жилье. Но в первую четверть, всякий раз, как выдавались дни без семинаров и лекций, а таких было немало, я ехал на запад и частенько ночевал у мамы, чтобы рано утром пересечься с Дарио и приглядеть хату, куда можно вломиться, когда хозяева будут на работе, или типа того. Мы выбирали их наугад. Положись на чуйку, улучи момент, когда никто не смотрит, – и вперед: с наскока ебашишь ногой по двери, пока шарашит адреналин.
Мой братан Дарио. Мелкий, четкий и спокойный, точно камень. Часто носит бандану, в ушах крупные гвоздики с цирконами, которые он вечно теряет и покупает новые, хотя мог бы спокойно купить и с брюликами, учитывая, сколько лавэ мы подняли на движах. Клянусь, братан, говорит он, я их только так теряю. Когда он говорит, слова слетают с его губ, словно спасаясь бегством, и ты слышишь их у себя в уме, уже после того, как он их сказал. Вечно мутит с телками выше себя и такими тучными, что его голова утопает в их сиськах, словно он и вправду их малыш.
В то время Дарио мутил с одной телкой, жившей в районе Гроува, и ее батя был, судя по всему, реальный бандос. Она то и дело говорила Дарио о пачках денег у них на хате, а однажды рано утром она увидела на кухне, как папа чистит волыну. Когда она сказала Дарио, что папы на выходных не будет, он позвонил мне и сказал готовиться.