Кто остался под холмом

Интересно, где он сейчас? Не в том смысле, сидит ли на заправленной койке, осторожно макая в соль крепко сваренное яйцо, или вышел в прокуренный тамбур, – но далеко ли унес его поезд? Смешно: Кира не представляла, как быстро ходят поезда, верней, ее знание не выходило за пределы умозрительного «из пункта А в пункт Бэ». Она путешествовала железной дорогой единственный раз в жизни – уезжая из Москвы в Беловодье, и не помнила, сколько занял путь. Полторы жизни или две, что-то около того.

Мальвы цвели вдоль ограды. Граммофонные раструбы их цветов, малиновые и розовые, были окружены гудящими шмелями. Кира раздвинула твердые стебли и вскарабкалась на забор. В том, что калитку не получится открыть снаружи, она убедилась накануне вечером.

Фотограф ехал в одну сторону, а Щерба с Олесей в другую; разделявшее их расстояние увеличивалось с каждой минутой. Когда Илья узнает о том, что они задумали, он придет в ярость, но ничего уже не сможет изменить.

Нет, его ярость закончилась в две тысячи первом году. И опять неверно: в том мае закончился Илья Сергеевич Щерба, а этот, нынешний, сердиться, кажется, не умел.

Как бы там ни было, Щербу с Олесей ждет санаторий; Илья сдаст неугомонную девчонку на руки администратору, переночует и поедет в Беловодье. Это займет у него три дня.

Три дня, три дня… Говорят, Стивенсон написал «Доктора Джекила и мистера Хайда» всего в три дня, или же переписал заново, если правдива история о том, что первый вариант сожгла его жена, а то, что эта к делу не относящаяся информация настойчиво всплывает в памяти, свидетельствует лишь о силе вашего волнения, Кира Михайловна.

Кира спрыгнула на землю и, не таясь, пошла к дому.

Володя в фотоателье подменяет Германа. Он закроется не раньше восьми, плюс дорога на обратный путь до дома.

Считайте, Кира Михайловна, сколько у вас времени. Это намного проще, чем скорость поездов из А и Бэ, десятки лет покорно громыхающих по одним и тем же рельсам на радость математически одаренным школьникам; хуже приходится только велосипедистам. Из пункта Бэ выехал велосипедист, а из своего дома вышла Кира Гурьянова; где окажутся оба, если первый ошибся с пунктом назначения, а у второй не те ключи?

А вот грубостей не надо!

Поставим вопрос иначе. Жили ли ежи? Ежели жили, жалили ли ежей жужелицы?

Кира вытащила ключи два дня назад в фотоателье из кармана Володи Карнаухова. Она не смогла заставить себя дотронуться до одежды Германа, хотя их ветровки висели на соседних вешалках, отличаясь только цветом. Пока Вера Павловна многословно и цветисто объясняла, какой портрет она желает заказать, Кира достала связку, сжав в кулаке, чтобы не звенела. Старуха, войдя в роль капризной богатой заказчицы, сыграла роли восьмерых статистов, перебрасывавшихся волейбольными мячами; она пасовала, подпрыгивала и ловко огибала соперника, то есть себя. Никем не замеченная горилла вышла из здания с ключами.

В мастерской толстяк-армянин, благоухающий чесноком, сгреб их волосатой лапой, подмигнув учительнице, и десять минут спустя Кира стала владелицей двух комплектов.

Ключ повернулся в замке с небольшим усилием, и дверь распахнулась совершенно обыденно, без скрипа. Кира обошла комнаты: четыре, включая кухню, и везде скучноватый порядок, какой бывает в квартирах холостяков, довольных своим положением. Хорошо, что не слишком просторно, подумала Кира, и так уйдет много времени, а ведь еще есть чердак, трофеи могут храниться там…

Она натянула хирургические перчатки, переложила в задний карман зажигалку Шишигиной, чтобы, не дай бог, не выпала, и приступила к обыску.

Обстановка в жилище Германа была почти спартанской, но у Киры не было опыта поиска спрятанных вещей, хотя она провела два дня за изучением рекомендаций под названием «Искусство шмона».

До сих пор у них были одни подозрения; теперь дело за доказательствами.

Она начала с кухни. Продвигалась слева направо, не пропуская ни одного ящика, сдвигая картины на стенах и осматривая обратную сторону – не картины, постеры с фотографиями, черно-белыми и абстрактными, довольно странными на первый взгляд – впрочем, Кира ничего не понимала в этом искусстве; наверняка Герман развесил кого-нибудь выдающегося. На всякий случай в каждой комнате она выходила на середину и внимательно рассматривала снимки, один за другим, с той же тщательностью, с какой проверяла сочинения; кроме того, каждый из них она сфотографировала. Могло статься, Герман зашифровал в них путь к тайнику. Объяснение попахивало избыточной литературностью, но Кира прочла достаточно книг о серийных убийцах, чтобы твердо уяснить: фильм «Молчание ягнят» – пресная байка в сравнении с реальной жизнью.

В кухне, нарушая монохромность, напротив обеденного стола висел календарь с кричаще яркими репродукциями, выглядевший не уместнее яичницы на асфальте. Каким-то образом даже из этой комнаты Герману удалось сотворить нечто стерильное. Меньше всего здесь думалось о еде – даже если вычесть предполагаемый род его внерабочих занятий.