Кто остался под холмом

Кеды, подумала Кира, зачем он их надел, как-то глупо носить кеды дома.

Карнаухов вернулся, таща длинный черный рулон парниковой пленки, переломленный пополам и похожий на дурацкую сигарету из тех, что вставляют в рот надувным рекламным фигурам в форме человечка, которые танцуют из-за направленного потока воздуха. Аэромены, вспомнила Кира. Она их не выносила. В их движениях было что-то душераздирающее.

Рулон шлепнулся перед ее носом, едва не ударив по лицу.

Так вот для чего кеды, отстраненно подумала она. Он чистюля.

Когда пленка была расстелена, пол превратился в озерцо, затянутое мазутной эмульсией. Карнаухов осмотрелся и сердито зацокал языком.

– На кухне, – сказал он в пространство и деловито побежал из комнаты.

Кира перекатывала в уме две вероятности: нож или отбивной молоток? Молоток или нож?

Она прогнулась в спине так, что захрустели ребра, и смогла дотянуться до заднего кармана джинсов. Пальцы с каждой минутой теряли чувствительность. Покосившись на кровать, Кира убедилась, что рубашки там нет. Вряд ли, оглушив ее, Володя стал заниматься уборкой. Он сразу кинулся сжигать улики; она поступила бы так же на его месте.

Не торопиться; дышать; не впадать в панику: у перепуганных людей потеют руки.

Кира нащупала в кармане зажигалку.

Левой она начала подталкивать ее снизу и, едва показался корпус, кончиками пальцев правой крепко, как клещами, обхватила колпачок и потащила наружу. На кухне все стихло. Сотни раз отработанным движением она крутанула колесико и постаралась направить огонь на то, что стягивало ее руки.

Пламя обожгло кожу на тыльной стороне ладони. Кира до крови прикусила губу, удерживаясь от крика, развела запястья в стороны что было сил, удерживая зажигалку в сведенных от боли пальцах. И почувствовала новый запах.

Горела ткань.

Вновь стало горячо, а затем невыносимо горячо. От боли Кира выронила зажигалку, но пламя успело сделать свою работу. Она дернулась, и освобожденные руки, как плети, мотнулись вперед. Тряпка на одном запястье едва тлела, на другом огонь полз по ткани вверх. Кира села, стряхнула их и принялась за провод.

Карнаухов появился в дверях, сжимая в одной руке штопор, а в другой широкий мясной нож – точно такой же она недавно купила в хозяйственном. Теперь они поменялись местами: Володя ошарашенно взирал на нее сверху вниз, Кира смотрела, задрав голову. Чувства ее обострились до предела, и она с беспощадной ясностью поняла, зачем ему понадобился штопор.

– Эй, эй! Так не пойдет!

Он подскочил, словно фехтовальщик, выставив перед собой нож вместо шпаги.

– Н-на!

Пленка поехала под его кедами, и острие взрезало воздух, едва не коснувшись ее подбородка. Карнаухов выругался и снова замахнулся, на этот раз целясь ей в глаз.

Вместо того чтобы закрыться от удара, Кира упала плашмя, скомкав пленку в кулаке, и дернула ее на себя. Сковородка поехала к ней, и как только нагретая ручка оказалась под ее ладонью, Кира перевернулась и описала в воздухе дугу точным движением теннисиста, отбивающего мяч.

Послышался спелый хруст, какой бывает, если разломить не до конца разрезанный арбуз. Что-то брызнуло, и, зажмурившись в ужасе перед летящим в глаз лезвием, Кира послала чугунную ракетку в обратном направлении, перехватив ее двумя руками.

На этот раз звук был чмокающий, влажный, словно где-то над ней поцеловались две гигантские жабы. Карнаухов покачнулся, мягко повалился на пол и распластался, в точности как аэромен, которому перестали подавать воздух.

Не выпуская своего оружия, Кира приподнялась и взглянула ему в лицо. К горлу подкатила тошнота. Она открыла рот и торопливо задышала по-собачьи. Не переставая часто-часто дышать, прижала пальцы к сонной артерии на его горле.

Во рту пересохло.

На глаза ей попался скрученный стержень штопора. Если в холодильнике найдется бутылка вина, несостоявшееся орудие пыток можно применить по назначению – то есть по целевому назначению, а не так, как планировал этот бывше-живой юноша.

С губ сорвался нервный смешок.

Когда спустя минуту Кира отняла пальцы от шеи Карнаухова, она усмехнулась еще раз, просто не могла удержаться, ха-ха-ха, назначение штопора! Затем расхохоталась в голос, вытерла слезы и яростно укусила себя за палец, глуша истерику в зародыше.

Так лучше.

Так почти хорошо.

Дым ел глаза; Кира поднялась, распахнула, наконец, окно и увидела, что оно затянуто сеткой от комаров. Голова закружилась. Она опустилась на подоконник, едва не промахнувшись. Долго сидела неподвижно, вдыхая свежий вечерний воздух со слабым привкусом дыма.

Перчатки латексные порвались. Тонкие, припудренные, сорок рублей десяток. Ужасно жаль было этой пары, и ведь дома еще девять таких же, но запасные она взять не догадалась.