- Поработали, ребята, - подытожил тихо. - Теперь всем спать. До шести утра. Действует только служба наблюдения за Бубликом этим. Завтра, вероятно, будем его брать. Свое он нам сегодня отыграл как по нотам.
Опергруппа покинула помещение, а через пять минут Лузгин и я любезно предлагали Анатолию выбрать себе местечко поудобнее.
Допрос я построил не на основе фактов сегодняшнего дня, их обходил, зная, если ими давить, начнется: спать хочу, не имеете права... Пошел по принципу спортивной борьбы: противника поначалу надо легонько толкнуть, вывести из равновесия, а тут уж он на прием и напорется. - Начал со знакомств кому машины ремонтировались. Услужливо приводил известные допрашиваемому имена. С явным, естественно, попаданием в криминал... Толя то взвинчивался, то замыкался, а я, фиксируя точность попаданий, с шуточками-прибауточками дожимал линию прорыва на откровенность.
- А вот Виталик с набережной, - посмеивался я. - Чего насчет него скажешь? Тоже не знаю, не ведаю?
- А он-то при чем? - искренне возмутился Толя. - Ну, рихтовал я пару раз "форд" его по пустякам - крыло, капот... По-дружески, чтоб пиццей приличной угостил при случае...
- Да откуда у него приличная... - подал я саркастическую реплику.
- Не, у них в пиццерии прилично готовят! - уверил Толя и горько поджал губы, сознавая, видимо, что пиццы теперь ему не видать долгие лета...
"Значит, в пиццерии встреча..."
- Ну, а Коржиков? - продолжил я без интереса. - Он вроде Виталию друг?
Фокус не удался: Толя передернулся, как лошадь, укушенная слепнем, постигая коварную подоплеку вопроса, а затем с вызывающе будничной интонацией произнес:
- Спать хочу Права вы не имеете в это время...
Я вызвал конвой.
- Спокойной ночи, - механически сказал на прощание Воронову.
А вот тут Толя психанул. Мое пожелание было воспринято им как изощренное издевательство.
- Умри, чучело! - вылупив глаза, заорал он, остолбенев от ярости. - Инквизиторы... иезуиты! Чтоб вас...
- Заткнулся бы ты, парень... - в упор глядя на него тяжелым взглядом, произнес Лузгин, надвигаясь неспешно и грозно.
Воронов замолчал, глядя на нас исподлобья.
- И сообразил бы, как правильно себя вести, - продолжил Иван Семенович. - Дел на тебе повисло - виноградные гроздья. Улики налицо. И помочь нам - прямая выгода. О чистосердечном признании, раскаянии, прочих материях толковать не стану - то не про вас романсы. А вот о выгоде... Ты ее всегда искал. Ищи и теперь.
- Практически рассуждать призываете? - спросил Толя ядовито. - А я и рассуждаю практически. Приду из тюряги гол, бос, к кому путь держать? А к тем, кого сейчас вы сдавать рекомендуете. Положим, сдам за мелкое к себе снисхождение. А после? Кто накормит-напоит, работенку подкинет? Или вы меня в прокуроры устроите?
Конвоир в дверях шумно вздохнул и потоптался нетерпеливо.
- Выйдите пока, - кивнул ему Лузгин и, дождавшись, когда дверь закроется, продолжил: - Верно, Толя, выдадут тебе бесплатную пиццу за твердость позиции, проявленную в казенном доме. Но расплатишься ты за нее в итоге по расценкам лихой ресторанной гулянки. И про благотворительность корешов своих мне не толкуй, и себя ею не тешь. Теперь выдам тебе секрет. Крутим мы историю, в которой много разного - от убийства до хищений. Транспортное обеспечение истории - твоя заслуга. И Коржикова... В общем, смотри.
- А как насчет... подумать? - Воронов пырнул его косым взглядом.
- Не так ставишь вопрос, - сказал Лузгин. - Тебе нужно время набраться смелости и все хорошенько припомнить... Не возражаю. Однако решает следователь...
- Согласен, - сказал я. - Полсуток, надеюсь, хватит. Время пошло.
ПЕРЕЛОМ
Телефон звонил долго, нудно, безжалостно буравя непрочный сон, пришедший к Ярославцеву лишь под утро - всю ночь он промаялся в беспокойстве и безысходности воспаленных мыслей, прочащих скорую беду... И - сбылось предчувствие!
- Это я, - прозвучал голос Матерого, вклиниваясь в парализованное дремой сознание. - Слышь! Все плохо! В Баку гроза, в Ашхабаде... Тольку Воронова помнишь? В клинику отвезли... Началось, в общем. С шасси этими прокол, точно, номерные они... Не случилось чуда! Пора в поход... Еще звонить или как?
- Не надо, - пробормотал Ярославцев слабым спросонья голосом. - Единственная просьба, центральные точки постарайся все же прикрыть.
С минуту он еще лежал с закрытыми глазами, думал. Искал хотя бы тень надежды. После трезво осознал: да, чуда не будет. Грядет гроза. Неумолимо.
Встал, запахнувшись в халат, прошел в ванную.
"Идешь воровать, один иди!" - тупо ударила в виски зазубренная истина. Стоп... Он же не воровать хотел, не воровать!
Очередное утро, столь похожее на все предыдущие. Привычные, милые мелочи повседневного быта. Все кончается. Кончится и это.
Он пил утренний, крепко, до черноты, заваренный чай, рассеянно глядел на кота, воодушевленно дурачившегося с мотком шерсти, гонявшего его из угла в угол, и слушал мягкое, переливчатое треньканье телефона, чья упорная электроника пробивалась, согласно программе, к плотно занятому номеру нужного абонента.
Длинный гудок. Наконец-то!