Кто по тебе плачет

— Нажимать умею, — грустно улыбнулась она. — Давай натянем волейбольную сетку.

— Или на складе нет сетки?

— Представь себе, есть. Но это все для тела.

— Тебе хотелось бы для души? Для нее вино.

— Мало.

— Что же еще?

— Придумать фантазию-торт. Сочинить коктейли «таежные грезы». Наколдовать жаркое «лесной феномен», кофе с орехами «черный леший». Сбить мороженое с вареньем на меду «хрустальный мед»… На складе есть мороженица.

— Готовить никогда не любила… Бабушка старалась меня приучить. Она была мастерица. Как ни придут мои подружки, все норовила им пирожки подать. А я злилась. Мне казалось, люди много лопают. Что ни гости — иного занятия нет, как за стол. Даже у дипломатов — званный обед, завтрак, ужин… Сказки читаешь, и там угощенье, скатерти-самобранки… Мишки, зайки на мед и морковку зовут.

— Им бы в шахматишки сыграть, в козла, — пошутил я.

— Тебе смешно. А я только выросла, тогда поняла: все простое человечно, все необходимое важно, доброе незаменимо… Да сама не увлеклась. Деловая шибко стала, динамичная. Все некогда… Мои обижались. А я два-три десерта усвоила, на показ, на случай гостей. Остальное готовое, покупное. Скучно было время на это…

— Самый увлекательный писатель кроме книжек о мушкетерах поваренную книгу сочинил, вдохновенно и талантливо.

— Я не талантлива.

— Хочешь, расскажу об одном великом поваре? Их называли когда-то великими, как поэтов, орденами одаривали. Потом настойчиво, многие лета в земных людей вколачивали аскетизм, проще говоря, терпимость к нищете, голодухе. Пекари художники понемногу стали привыкать к ущербности своих талантов, некой потаенной саркастической вредности…

— Расскажи.

Она, словно бы нехотя, кивнула.

— При одном короле, — начал я, пока еще смутно представляя, что было дальше при этом одном короле, — жил когда-то великий повар. Но сначала никто не знал, какой он великий… Поэтому люди ели…

— Консервы? — грустно догадалась она.

— Их тогда не умели делать, жести не было. И даже такого чудесного молдавского не было, тучка моя пасмурная… Подвинь, пожалуйста, я тебе долью… Замечательное «Каберне»… А ели они пустое вареное мясо, тягучий пресный хлеб, кашицу из муки… Хилый король, хилые мысли. Хилые дела в королевстве.

Но был у короля садовник, а у садовника — подросток сын по имени Коламбель. Целые дни он что-то варил в котелке на поляне у сторожки садовника. Варил, остужал, пробовал деревянной ложкой, вдыхал аромат и почти всегда выливал в канаву, на радость мухам и пчелам…

Она слушала меня, чуточку захмелев от вина и, кажется, ощущения покоя. Отуманенные глаза ее были добры и доверчивы, как у девочки, слушающей сказку.

— Но вот однажды короля укусила пчела. Он еще не успел закричать от боли, как рядом появился некий доброжелатель и рассказал, по чьей вине в саду разгулялись пчелы. Разгневанный король побежал в сад и замер на месте. По саду плыл божественный аромат. И человек в одежде прислуги мешал в котелке над огнем варево, легкий туман от которого хотелось вдыхать и вдыхать, и радоваться ему и смеяться.

— Что у тебя? — спросил восхищенный король.

— Хочу сварить яблочный мед, а не умею, не получается.

— Как не получается? — удивился король. — Дай мне попробовать.

И юноша дал ему свою деревянную ложку.

— Я никогда не ел ничего похожего, — сказал король.

— Но, ваше величество, не кажется ли тебе, что в аромате меда многовато приторности?

— Какой приторности! — закричал король. — Он тает во рту, как облако и росой освежает меня, как молдавское…

Она погрозила мне пальцем.

— Его тогда не было.

— Ах, да, его еще не могло быть, и король закричал совсем другое: ты будешь моим главным поваром! Я подарю тебе золотую ливрею. Триста больших дукатов и карету…

Новый королевский повар никогда не ходил в ливрее. Он посмотрел еду, которую варили на кухне, потрогал ее ложкой, вздохнул и попросил у короля позволения стать поваром через половину года. Король едва не приказал высечь привереду, но все-таки разрешил…

Я долил вино в ее стакан, мельком подумав: а если я перестану рассказывать, попросит ли она продолжения пустяка? Взрослая, хмельная, привлекательная, грустная.

— Почему ты умолк?

— В горле пересохло.

— Выпей со мной… Ты умеешь рассказывать… Я так и не успела тебя спросить, кем ты был в той, другой жизни?

— В другой? Не в этой?

— Пожалуйста, не придирайся…

— Моя профессия настолько никчемна и бесполезна теперь, когда мы… Я лучше доскажу тебе о сыне садовника.

— Доскажи, — согласилась она.

— Коламбель целыми днями что-то варил в котелке. Или вдруг не понятно для всех пропадал из города на день-два, на месяц. Он гулял по лесу, рвал таинственные травки, цветы, ягоды, собирал коренья, дикий мед, сухие ветки. Он уходил к берегу моря, чтобы встретить зарубежные ладьи и иноземными купцами, выпрашивал у них диковинные плоды, пряные листья, душистую кору для приготовления духов. Он спускали у берега на морское дно и рвал зеленые водоросли, набивал сумку прозрачными ракушками, черными крабами.