Кто помнит о море

Что мне было сказать этой женщине? Да и зачем? Ничего не придумав, я бегом бросился на улицу.

Все окружающие предметы, лица, фасады домов, их окна, лавки, даже автомобили, старьевщик, толкавший свою тележку, — все изображали притворное спокойствие. Надо подумать и главное не терять голову. Море могло бы помочь мне, но как отыскать его? Сейчас никак нельзя, ночь еще не настала. Придется все облазить. А если они вернутся в мое отсутствие? — подумал я, но тут же отбросил эту мысль: второй раз они не придут. Я пустился бегом по четко очерченным, прямым как стрела улицам, заранее зная, что не смогу отыскать их следов, и все-таки не унимался: так я ненавидел город, который держал меня в плену вместе с сотнями тысяч других, заживо погребенных в его стенах, Я обошел все улицы по нескольку раз и, ничего не найдя, вернулся домой. Дом тоже дышал спокойствием. Но стоило мне переступить порог, как кровавый ручеек, как будто и не заметив меня, вновь заструился, а стены стали исходить протяжным криком. Вскоре я понял причину этих стонов: кровь поднималась вверх по перегородкам. Из глаз моих хлынули слезы. В этот момент сбежались жильцы. Я старался скрыть от них свои слезы. Не теряя времени, они принялись петь, окружив меня плотным кольцом, обнимали, целовали меня, словно в день моей свадьбы. А уж что было потом! Они устроили настоящее свадебное пиршество, весь дом принимал в нем участие, подали роскошный обед; соседи, отбросив привычную сдержанность, дали волю своей неуемной радости, пустились в пляс. Разделяя их веселье, я думал про себя: «Это и есть конец».

И вот снова спускается ночь, и снова я стою у моря один. Оно безмолвно и недвижимо в этот вечер, но неясное пламя, что вздрагивает на его волнах, говорит как будто яснее, чем обычно: «Я иду, я иду». С нетерпением жду его и задаюсь вопросом, сумеет ли этот мир достойно принять его? И надо ли его дожидаться здесь, или лучше спуститься в подземный город? Успеет ли оно появиться раньше, чем я спущусь?

Надо обязательно повидать Османа Самеда, иначе я буду просто никчемным человеком; быть может, это бесплодное созерцание — пустой обман; недаром же другие ушли созидать город у нас под ногами, ведь это не просто прихоть. А в самом городе тем временем новые сооружения непрестанно взрываются, посылая нам и ночью и днем свое горячее дыхание. Вызывающе надменные, они несут с собой смерть, сметая все на своем пути. Сколько людей погребено под ними или уничтожено жаром, излучаемым их стенами! Бесчисленное множество. И это не считая тех, кого выставляют напоказ над их крышами с каждым восходом солнца. Я гляжу на людей, которые ходят, работают, обмениваются рукопожатиями, и не понимаю, почему мы все еще здесь, в то время как где-то под землей существует другой, более надежный город. Конечно, знать это — мало, надо еще иметь возможность проникнуть туда. Так пускай каждый из нас в таком случае приложит старания, вместо того чтобы растрачивать попусту свои силы на это бессмысленное существование. Хотя бы ради того, чтобы вырваться из сетей соучастия, раскинутых собственными нашими стенами, которые с остервенением преследуют нас и как бы ненароком выталкивают население под надзор новых сооружений.

Спустилась ночь; я выхожу из дома, иду на встречу с морем. Эта ночь, возможно, будет последней. Неподвижное море подстерегает меня в самом конце улицы. Потом вдруг взывает ко мне и начинает преследовать меня, окружая и сбивая с пути хитросплетением улиц. Оно то разговаривает со мной, а то вдруг смеется, меняя свой облик непрестанно. Всю ночь я буду бродить по этому городу, а потом там, под землей, и оно будет следовать за мной по пятам.

Всю ночь я бродил.

Всю ночь я бродил. И теперь, дойдя до ворот того или другого города, я забываю о море, как забываю о времени: а оно, умиротворенное, несет где-то в глубине на своих волнах огненное кольцо — свет, растущий по мере того, как расширяется пространство, окутанное молчанием ночного сумрака, созвездие, которое грезит, излучая свет, оборачиваясь то пламенем, то женщиной. И вскоре на морской арене образуется иной круг, воздух очищается и начинает полыхать, и вот из центра этого пламенного круга поднимается роза Нафисы.

Силясь не потерять сознания, я долго смотрю на нее. И когда мои измученные бессонницей веки смыкаются, первые лучи солнца рассекают белесый утренний туман.

* * *