Кто последний к маньяку?

Если я пойму, что общего было между этими женщинами, я наполовину раскрою эти преступления. Составить окончательное впечатление о том, кто такая была Ирэн, поможет мне только Родион Афанасьевич Евстафьев, проживший с нею последний год.

Кроме того, нужно исключить и еще одну, не слишком оригинальную версию, смысл которой заключается в том, что Евстафьев сам заказал ее убийство. Для этого, правда, ему нужно было знать о способе убийства Латышевой и Нейбоур. Подделаться под почерк маньяка очень легко, нужно только знать этот почерк. И если Евстафьеву известно было, что на теле Латышевой и Нейбоур были характерные разрезы, словно визитная карточка представляющие убийцу, он вполне мог воспользоваться этой идеей.

В пользу такой версии аргументов, конечно, не много, но все же… Если серийное убийство характеризуют моменты, объединяющие его с остальными случаями из серии, то имитацию под серийное убийство выдают именно индивидуальные, только этому случаю присущие обстоятельства, противоречащие другим случаям.

Если в первых двух убийствах можно говорить о случайности выбора жертвы, поскольку в машине с Латышевой мог быть случайный попутчик, в подъезде дома Нейбоур убийца мог ждать и не ее, а вообще первую попавшуюся женщину – с этими двумя случаями нужно было еще выяснить, насколько велика доля случайности в смерти именно этих женщин, – с Балацкой такой вопрос отпадает совсем. Тут абсолютно никакой случайности нет.

Избирательность, проявленная убийцей в этом случае, факт очень важный для меня. Это, конечно, не доказательство, ни прямое, ни косвенное, это только намек, посылаемый мне самой ситуацией. Намек на то, в каком направлении мне двигаться. Я должна решить вопрос с классификацией этого преступления: авторское это «произведение» или имитация, оригинал или подделка?

Если сомнения в том, что это не подделка, не копирование чужого почерка, отпадут, я буду вынуждена сделать вывод о том, что смерти Латышевой и Нейбоур были не случайными, что их в качестве жертв выбрали вполне осознанно, заранее спланированно. То есть убийцей был кто-то из людей, в какой-то степени им знакомых, так или иначе соприкасавшихся с их жизнью.

Но этот вопрос был пока для меня открыт. И найти на него ответ мне предстояло сейчас на встрече с Родионом Евстафьевым.

Назначенный им час нашего свидания тем временем приближался. Вряд ли целесообразно было с моей стороны опаздывать, раздражать и нервировать собеседника. Это пока не входило в мой план диалога с ним. Поэтому я быстро привела себя в соответствующий визиту в казино вид – не очень вольный, учитывая, что действие будет происходить на территории, контролируемой главным соперником женщин в отношении мужчин – деньгами, но и не очень строгий, чтобы не дать мужчинам забыть, что женщины даже в казино чем-то от них отличаются, – и за сорок секунд до назначенного срока уже входила в маленький, тесноватый игровой зал «Клондайка».

Около стола с рулеткой стояли пять человек, не считая крупье, еще двое – у небольшой барной стойки, мигающей разноцветными огнями и стеклянными сполохами света, вспыхивающими в такт приглушенному блюзу в рядах висящих над головой бармена пустых разнокалиберных бокалов, фужеров и рюмок.

Евстафьева я узнала сразу. Примелькавшееся на предвыборных плакатах и листовках мужественное, волевое лицо человека, привыкшего самостоятельно принимать решения и добиваться от людей того, что нужно было ему. На плакатах и экране телевизора, скрадывавших многие живые человеческие черты, оно выглядело безжизненной маской из комедии дель арте – только уверенность в себе, только безапелляционность, только независимость. Я думаю, он проиграл губернаторские выборы во многом потому, что его имиджмейкерам не удалось спрятать вот эту самую независимость – от всего, даже от мнения избирателей.

Игра на деньги – это пространство, в котором мужчины существуют без женщин. Так же, как война, охота, драка, бокс, коррида и прочие немногочисленные «заповедники» или «резервации», в которых мужчины «отдыхают» от давно и прочно проигранного ими соперничества с женщинами. Все остальное – наша территория, на которой мы устанавливаем законы и правила поведения. Здесь же мы вынуждены играть по их правилам, и, даже если вступаем в противоборство с ними, лишаемся своих основных преимуществ, проявляя свои мужские качества.

Впрочем, я никогда этого не делаю, потому что не люблю проигрывать. Даже когда я участвую в драке, а приходится – в силу моей профессии, – я не забываю, что я женщина, а главное, не даю забыть об этом своему противнику. Чаще всего именно это и становится основой моей победы над соперником.