Кто последний за смертью

По вечерам они с Клавой смотрели телевизор. Однажды, когда Клака стала то ли возмущаться, то ли восхищаться чьими-то награбленными миллионами, старик расхохотался и заявил: Под расстрел пошел. Из-за таких копеек! Мудак! Нечто это копейки, Владимир Владимирович? Это же целый капитал! Награбь, и живи себе, и работать не надо! Это капитал? - хмыкнул Остерман.Знала б ты... вечная труженица, что такое капитал... Ну вы то, небось, богато жили до революции, знамо дело, - фыркнула Клава. Да уж побогаче всех этих новоявленных Ротшильдов. Да я и сейчас богаче их. Только мне все это не нужно. Да, уж, не бедствуете вы, Владимир Владимирович, спору нет, но ничего такого особенного у вас нет, - скривила губы Клава. Ни мебели хорошей, ни одежды. На машине старой ездите, Захар Захарович все жалуется, умучился он с ней. Хоть бы, говорит, купил бы Владимир Владимирович новую "Волгу". А вы говорите, богаче...

Замолчи! - заорал вдруг Остерман. - А то я тебя сейчас палкой огрею! Ну если вы так, Владимир Владимирович,поджала губы Клава, - то я вовсе от вас уйду. Колупайтесь тут сами со своим богатством, в пыли задохнетесь...

Встала и начала собираться домой - у нее была комната на окраине Москвы. Проваливай, проваливай, - не сдавал свои позиции Остерман.

Обиженная Клава позвонила Нине и сказала, что больше не желает терпеть выходки старика. Нина вынуждена была вечером приехать к отцу. Ты за что так обидел Клаву? - возмущалась Нина. А чем это я ее обидел? - улыбался уже все позабывший и оттаявший Остерман. - Болтает какую-то чушь вредную. Что за манера у простонародья постоянно разевать рот на чужое богатство? Вроде бы возмущаются, а сами завидуют... Лишь бы завладеть деньгами и не работать... Гнуснейшие совершенно идеи. Клава ходит за тобой, папа, как за ребенком. И зачем тебе нужно вести с ней политические разговоры? Нашел с кем связываться. Поспорил бы лучше с Владиком. Ну уж с ним-то и вовсе неинтересно спорить. Это почему, собственно говоря? А потому что он глуп, как пробка. Хоть и хороший специалист, профессионал, - добавил он, видя, что и дочь обижается на него. - Но, правда, совершенно в порядке вещей, иначе в нашем деле не должно быть. Да с тобой совершенно невозможно разговаривать, - рассердилась Нина. - Пойдем-ка лучше спать. Утро вечера мудренее.

Впадать в маразм Остерман стал только на восемьдесят пятом году жизни. Нина уже стала бояться оставлять отца на неграмотную Клаву и все чаще ночевала у него. Однажды ночью она услышала из комнаты отца какие-то крики. Она вошла. Отец сидел с открытыми глазами на кровати и бредил. Мой тайник! Мой тайник! Где он? Где он? Папа, папа, что с тобой? - стала тормошить его Нина.

Она долго расталкивала его, и когда он окончательно пришел в себя, то неожиданно расхохотался. Богатство, говорит, у них! Ну, шельма! Да что тебе далась эта Клава с ее словами? - подивилась на него Нина. Да потому что она дура набитая! заорал Остерман и сильно закашлялся, при этом вставная челюсть у него вывалилась - Нина забыла напомнить отцу вытащить ее на ночь и положить в воду - обычно это делала каждый вечер Клава.