Кто поставил Горбачева?

Столь же смутное представление мы имеем и об охране К.У. Черненко. Удалось установить фамилии только четырех сотрудников 9-го Управления КГБ, которые входили в нее: Дмитрий Васильев, Евгений Григорьев, Александр Солдатов и Маркин[2741]. Но кто из них 10 марта находился в ЦКБ и поделился ли кто-нибудь своими воспоминаниями об этом, пока неизвестно.

Когда в первой половине дня 10 марта Анна Дмитриевна появилась в палате мужа, Константин Устинович был в сознании и «ей позволили поговорить с ним»[2742].

Вот как этот эпизод описывал с ее слов В. Легостаев: «Лицо и руки мужа были опутаны многочисленными проводами и трубками, они проникали в ноздри, краешки рта, ушные раковины. Пульсировали экраны мониторов. В волнении она приблизилась к нему, спросила: «Костя, что с тобой? Тебе совсем плохо? Совсем тяжело?». Из путаницы проводов и трубок он с трудом выдохнул: «Да». Она сказала: «Ты борись. Ты сопротивляйся». Задыхаясь и клокоча грудью, он снова отозвался: «Да». Подошли врачи и попросили ее уйти, потому что начинается консилиум»[2743].

После этого Анну Дмитриевну «вывели в коридор». «Пообещали позвать, как обычно к чаю, – писал В. Легостаев, – но позвали раньше»[2744].

Когда Анна Дмитриевна вышла от мужа, она «заметила в соседней комнате лечащего врача Зинаиду Васильевну, обменялись несколькими фразами ни о чем. Потом Зинаида Васильевна ушла в палату. Через некоторое время вышла, подошла близко, сказала: «Анна Дмитриевна, Константин Устинович оставил нас»[2745].

Примерно так же писал и В. Прибытков: «Начался очередной врачебный консилиум. Но продолжался он недолго». Вскоре вышла лечащий врач Зоя Васильевна и, борясь со слезами, проговорила: «Анна Дмитриевна, Константин Устинович нас покинул»[2746].

Получается, что Анну Дмитриевну специально пригласили в больницу, чтобы она могла проститься с мужем. В связи с этим напрашивается предположение, что консилиум принял решение прекратить борьбу за жизнь генерального секретаря и отключил систему поддержания его жизнеобеспечения

Но дело не только в этом.

Если на заседании Политбюро, Е.И. Чазов уверял, что К.У. Черненко потерял сознание в три часа дня и только после этого умер, то из воспоминаний Анны Дмитриевны вытекает, что ее поставили в известность о смерти мужа уже к середине дня. В связи с этим заслуживает внимание свидетельство Д.А. Волкогонова, который имел возможность знакомиться с материалами президентского архива, что К.У. Черненко потерял сознание не «в три часа», а «в полдень»[2747].

В «Медицинском заключении» сказано: «Черненко К.У., 1911 года рождения, длительное время страдал эмфиземой легких, осложнившейся легочно-сердечной недостаточностью. Тяжесть состояния усугублялась сопутствующим хроническим гепатитом с переходом в цирроз. Несмотря на проводимую терапию, нарастали гипоксические и дистрофические изменения в органах и тканях. 10 марта 1985 года в 19 часов 20 минут при явлениях нарастающей печеночной к легочно-сердечной недостаточности произошла остановка сердца»[2748].

Итак, если из воспоминаний А.Д.Черненко вытекает, что ее муж умер днем, то, согласно медицинскому заключению, это произошло вечером. Чему же верить: официальному документу или же воспоминаниям?

Ответ на этот вопрос имеет немаловажное значение. Если К.У. Черненко умер днем, тогда получается, что Е.И. Чазов задержал информацию об этом факте на несколько часов, давая тем самым кому-то возможность использовать в борьбе за власть такой важный фактор как фактор времени.

Неудачная попытка

Правда, нас пытаются уверить, что никакой борьбы на вершине власти не было и другой кандидатуры на пост генсека, кроме кандидатуры М.С. Горбачева, не существовало. В доказательство этого в 1993 г. была опубликована «рабочая запись» заседания Политбюро ЦК КПСС от 11 марта 1985 г., из которой явствует, что М.С. Горбачев был рекомендован пленуму ЦК КПСС на пост генсека сразу и единогласно[2749].

Однако уже при публикации названного документа было обращено внимание на следующее противоречие. С одной стороны, Политбюро приняло решение созвать внеочередной пленум ЦК КПСС 11 марта в 17.00 и «до начала пленума» «рассмотреть все подготовленные организационные вопросы», с другой стороны, если верить опубликованному документу, на этом же заседании М.С. Горбачев заявил, что пленум «откроется через 30 минут». Но можно ли было принимать решение о созыве пленума за 30 минут до его открытия?

Уже одно это навело публикаторов на мысль, что решение о созыве пленума и выступление М.С. Горбачева имели место на разных заседаниях Политбюро [2750]. А следовательно, опубликованная в 1993 г. «рабочая запись» заседания Политбюро 11 марта 1985 г. была сфальсифицирована. Но зачем фальсифицировать документы, если все обстояло благополучно?