Кто правит бал

Турецкий решительно обратился к зеркалу. Вид у него был глупее не придумаешь. Всклокоченный, со съехавшим набок галстуком, размазанной по щекам и воротнику пиджака губной помадой и очень эффектным бюстгальтером, зацепившимся за ботинок. Он тщательно стер платком помаду с лица и выбросил платок в урну — не дай бог Ирина увидит. Бюстгальтер отправился следом. Но все еще похохатывающая незнакомка извлекла его обратно и повесила на рекламный щит.

— Анастасия, Александр. Александр, Анастасия, — представила их Качалова, утирая слезы.

— А меня вы могли бы так поносить? — справилась девушка.

— Прошу прощения, мадемуазель, я слишком стар.

— Я вот разболтаю про вас Фроловскому, — обиделась она.

— Мы, Настя, с Александром родственники, так что твой шантаж не будет иметь успеха.

— Дядя из Бердичева?

— Александр — муж троюродной сестры моего мужа.

— Круто! Я тут тоже недавно завела себе виртуального братишку.

— Настя у нас компьютерный гений, — пояснила Качалова.

— Хакер? — вежливо поинтересовался Турецкий, демонстрируя свои недюжинные познания в области информационных технологий.

— Крэкер, — ответила Настя и, видя, что ее не поняли, пояснила: — Специализируюсь конкретно на взломе, крэкаю, понимаете? Злобных вирусов не пишу. Принципиально.

— То есть добрый хакер?

— Ага. Ночью пьем, едим? — с подкупающей непосредственностью поинтересовалась Анастасия.

— Нет, Настя, боюсь, Александр на службе, а у меня дикая мигрень.

— О'кей, ариведерче! — Анастасия исполнила глубокий книксен и скрылась в зале, где все еще дрались, только теперь уже с участием ОМОНа.

— Кто она?

— Анастасия Родичева, дочь того самого Родичева, который владелец «Сибирских огней». Воплощение независимости, детской непосредственности, вульгарности и экзальтированности одновременно. Как я уже говорила, компьютерный гений. И еще, ее бой-френд — настоящий генерал, представляете?

— И что вас связывает?

— Я ее иногда одеваю.

— В смысле?

— Я же модельер, Александр.

— Да-да, конечно. И то, что на ней… тоже вы?

— У меня много конкурентов.

— Может быть, правда пойдем куда-нибудь, поужинаем?

— Не смею отказать моему спасителю, но, право, я не голодна, пойдемте лучше погуляем.

— А ваш конвоир?

— Прикажете катить его впереди себя, пока он не очухается?

Гуляли они молча. Вера задумалась о чем-то своем, а Турецкий тоже не знал, с чего начать. Первым, что пришло ему в голову, была тайна бабушкиного подарка самой себе.

— Знаете, что нас объединяет? — спросил вдруг Турецкий.

— Объединяет? — рассеянно переспросила Качалова.

— Да, мы ведь оба стали отщепенцами на празднике жизни, который устроила себе Элеонора Львовна…

— А, подарок? — Вера снова сложилась пополам от хохота, задумчивости как не бывало. — Так вы не в курсе?

— Нет, — обиженно ответил Турецкий: выходит, отщепенцем был только он один, Фроловский жене проболтался, а Ирина ему так ничего и не рассказала.

— О, это что-то, — не переставая смеяться воскликнула Качалова. — Даже я бы сказала — нечто! Это даже веселее, чем история моей жизни.

— Расскажете?

— Я подумаю.

Додумать Вера не успела, потому что буквально в следующее мгновение на них плотной стеной обрушился ливень. Качалова, щадя тощий кошелек Турецкого, увлечь себя в ресторан не позволила, правда, такси, на котором Турецкий отвез ее домой, тоже потянуло на значительную часть его зарплаты, но он посчитал данное капиталовложение весьма выгодным. Тайны бабушкиного подарка он так и не узнал, но зато успел выяснить, что Вера не совсем счастлива в браке, что она предпочитает мужчин как раз его типа, то есть тех, кому не чужды простые радости жизни, что связь столь дальних родственников она не считает кровосмешением и вполне допускает, что Фроловский всецело поглощен работой, долгими унылыми вечерами она одинока и покинута и что в принципе у него есть хорошие шансы для хорошего флирта.

7

— Как ты думаешь, Толян, сколько таких кружек пива мы теперь сможем купить? — спрашивал худой толстого, в сотый раз проверяя ботинком, на месте ли рюкзак.

Они сидели в уютном немецком баре, потягивая пиво и закусывая теми самыми булочками, которые так любил бедняга Ганс, царство ему небесное. Напряжение последних часов отступило, тело наливалось приятной усталостью, тянуло строить планы на будущее, чесать языками, хохмить, ну и, конечно, говорить о бабах.

— Ну что, помирился ты со своей Асенькой? — спросил Толик. — Перед отлетом все уши мне про нее прожужжал, влюбился прямо как пацан, а она из тебя веревки вьет. Может, и денежки тебе для нее нужны, а?