КТО РЕПРЕССИРОВАЛ В 30-х БРАТЬЯ БЕРМАНЫ? СТАЛИН? ИЛИ... Том 9.

Через неделю работы на новой должности Н. Ежов 4 октября 1936 года представил для одобрения Политбюро ЦК ВКП(б) для ареста и предания суду список заговорщиков из 585 партийных и советских деятелей различного уровня, Политбюро этот список одобрило. В последней трети 1936 года начал раскручивать психоз подозрительности, страха и стукачества, психоз выживания любой ценой и разоблачения «ближнего», несмотря даже на «родственную» национальность. «Не удержался на своём посту и первый секретарь обкома партии Еврейской АО М.П. Хавкин, — отметил в своей книге Г. Костырченко. — Его травля началась после того, как корреспондент «Тихоокеанской звезды» С.М. Кремер направил 23 октября 1936 года вновь назначенному наркому внутренних дел Н.И. Ежову донос, в котором сообщил, что Хавкин в декабре 1923 года, в бытность его первым секретарем Гомельского горкома РКП(б), критиковал Сталина». После чего Хавкин стал лагерным портным. Тогда-то критика по отношению к Сталину или существующей власти даже в виде шутки или анекдота стала достаточным доказательством принадлежности к заговору и основанием к аресту.

Эту грязную отвратительную картину тараканьей давки коммунистов, как настоящий летописец, зафиксировала Мария Сванидзе: «20.11.36. (Арестовали) Радека и других людей, которых я знала, с которыми говорила и которым всегда доверяла. Но то, что развернулось, превзошло все мои ожидания о людской подлости. Все, включая террор, интервенцию, гестапо, воровство, вредительство, разложение. И все из-за карьеризма, алчности и желания жить, иметь любовниц, заграничные поездки, туманных перспектив захвата власти дворцовым переворотом.

Где элементарное чувство патриотизма, любви к Родине? Эти моральные уроды заслужили свои участи. Бедный Киров явился ключом, раскрывшим двери в этот вертеп. Их казнь не удовлетворит меня. Хотелось бы их пытать, колесовать, сжигать за все мерзости, содеянные ими».

И таких жаждущих расправы, особенно бедных, наблюдавших за безобразиями и несправедливостью «больших» коммунистов «наверху» — было огромное количество, и они подключались к этому вертепу, тоже «стучали» — умножая жертвы.

Сильно разочаровывает наивность довольно умной Марии Сванидзе — о какой любви к Родине и патриотизме у космополитов-захватчиков России можно говорить? У них поэтому и проявлялось всё очень нервно, психически в обостренном виде — выжить любым способом на чужбине, сохранить этот достигнутый благостный уровень жизни на чужбине любыми способами, любой ценой чужих, да и своих. Это же коренные материалисты. Об одном из таких — о лучшем друге своего мужа, о коммунисте и академике(!) Евгении Лифшице писала в своих искренних мемуарах жена знаменитого физика Ландау Кора Дробанцева:

«У Женьки в его лысом с детства черепе серое вещество кишело всегда алчностью, в основе всех его действий — только корысть. Потерпеть убыток — равносильно смерти!»

С тех пор, как гувернеры вывозили на прогулку нарядно одетого маленького будущего большевичка-коммуниста и «фигового» академика Лифшица из огромного шикарного особняка в Харькове, он не собирался жить на меньшем уровне комфорта и благополучия, поэтому этот откровенный плагиатор (у своего великого друга) топтал подло и нещадно таких прекрасных ученых как Л. Пятигорский. Этот талант «многовекового» Лифшица не может не удивлять: прекрасно жить при царях и императорах, прекрасно жить при Ленине и Сталине, прекрасно жить при Хрущеве и Брежневе, и всех их потом нещадно клясть; затем ещё лучше жить в лихие 90-е при Горбачеве и Ельцине, и в тучные стабильные годы при Путине и Медведеве; и, несмотря на все переломы истории, нищету и кризисы современной России неизменно в «Известиях» или «Коммерсанте» вижу одно и тоже расплывшееся от удовольствия «авторитетное» лицо с очками.

Нет — я не завидую вечно благополучному Лифшицу, я этот феномен пытаюсь понять, и понять здесь просто — Мария Сванидзе и Кора Дробанцева всё объяснили весьма точно.

Кстати о «коренных» материалистах — славный академик и неугомонный бабник Ландау ввел в русский язык два новых слова-понятия; он разделял мужчин на две категории — «красавистов», которых бездумно притягивала внешняя красота женщин и к которым он относил себя, и он презрительно относился к «душистам», которых притягивала в первую очередь душевная красота женщин. Поэтому ему было совершенно наплевать — что творилось в душе его жены, когда она стелила свежую постель в их спальне для его очередной новой любовницы. Кстати, эта душевная циничная бездушность «материалистов» объясняет сверхжестокость и изуверскую изобретательность многочисленных еврейских палачей в период 1918-1923 годов и в 1936-1937 годы, которую мы наблюдали в книге №6 этой исторической серии, и будем ещё наблюдать в следующей главе.