Кто сказал: "Война"? (СИ)

— Получилось! — и, развернув к себе подругу, поцеловал в губы.

Она не противилась, наоборот, обхватила за шею, прильнула и начала целовать в ответ.

Сосредоточенность была потеряна, и наведенный ветер, стряхнув с груш последние цветы, рассеялся. Но и не важно — у Гайяри получилось! С Лолией, с этой необыкновенной девчонкой у него получалось все...

И обнимать, целовать ее так сладко… и так тревожно. Складки хитона путались и мешали; но вот поясок, унизанный серебряными колечками, звякнул под ногами, тонкая льняная ткань соскользнула с плеч, обнажая грудь. Лоли задрожала, подхватила хитон у талии, но не отстранилась — сама склонила голову, подставляя поцелуям шею и плечи. Чувствуя жар и податливость ее тела, Гайяри не собирался останавливаться: целовал грудь, ласкал обнаженную спину. Но стоило его пальцам сунуться ниже — она тут же резко ударила по руке.

— Хватит, Гайи, нет.

В первый миг он не поверил, думал, это игра, обычное кокетство, но Лолия взяла его руку и переложила на плечо, повторив мягко, но уверенно:

— Нет, Гайяри Вейз, этому, пожалуй, еще не время.

— Почему? — удивился он. — Ты же хочешь. Хочешь, не меньше меня, я вижу.

Она кивнула и улыбнулась, но уже не призывно, а хитро и весело.

— Еще бы не хочу! — подхватила поясок и ловко начала закладывать складки на плечах. — Герой и красавец, в которого влюблен весь Орбин — и вдруг мой! Кто же этого не хочет — можно будет целый месяц хвастаться.

— Ты что, обиделась? — Гайяри растерялся, но ненадолго. — Тогда выходи за меня, и сможешь хвастаться до старости.

Лолия закончила драпировку, застегнула пояс и, приглаживая распушившиеся кудри, засмеялась:

— Нет. Не пойду я за тебя.

Понятно, это была игра. Лолия его любит, он знал наверняка, просто набивает цену.

— Неужели не хочешь?

— Почему же? Хочу, — она снова закинула руки ему на плечи и заглянула в глаза. — Но разве ты свободен? А как же тогда славнейший избранник?

Вот оно что! На редкость проницательная девчонка… а он-то сам? Как можно было видеть ее каждый день и не замечать, насколько хороша выросла соседушка?! Да, пожалуй, эта девушка стоила любой цены, только вот Гайяри платить пока не готов…

— …когда Айсинар Лен не встанет между нами, вот тогда и приходи, — закончила она.

— Что же, ловлю на слове. Ты будешь моей Лолия Мор! — ответил он и снова поцеловал. Чем бы она там не душилась, пахла все равно горьким миндалем, померанцем и грозой. Летней грозой с ветром, ливнем и треском ветвистых молний.

За окном давно стемнело, даже луны не было — глухая промозглая ночь холодом и сыростью вползала в комнату через открытый проем. В комнате струился смолистый дымок ароматического масла, горели светильники. Их желтый трепещущий свет казался теплым, но настоящего тепла не добавлял.

Айсинар сидел в глубоком кресле и пил вино прямо из бутыли. Он был счастлив. Даже то, что с закатом закончилось и летнее тепло, ему нравилось: после дождя легче дышится. Шерстяной хитон, ковер под босыми ногами и пара-тройка глотков мизарского молока богини — что еще нужно, чтобы согреться? Разве что общество кого-то близкого и дорогого.

Гайи причесал пятерней мокрые после купальни волосы, стряхнул капли на ковер и натянул тунику. Ткань на спине сразу же промокла. Он, зябко передернув плечами, зевнул.

— Останься, — Айсинар еще раз хлебнул из бутылки и поставил ее у кресла на пол. Тепло и сладкая истома разлились по телу. — Согреешься и поспишь.

Гайяри глянул свысока и мотнул головой.

— Нет.

Что за блажь тащиться куда-то среди ночи? И ведь не уговоришь его никак… будто сон в особняке Ленов что-то изменит… сделает его слабым или зависимым? Ладно бы не хотелось ему, но засыпает же на ходу. Вон, даже улыбка расползается, превращаясь в зевоту.

— Гайи, не глупи. Сказал: останься.

Айсинар протянул руку и поймал его за запястье. Но Гайяри тут же, развернув кисть, вырвался.

— Не приказывай мне, славнейший.

Твердолобый, как целое стадо баранов. Надо же, приказывать ему нельзя. Но сердиться на мальчишку все равно не получалось, ведь именно это его непреклонное упрямство так нравилось Айсинару.

— Да разве ж я посмею тебе приказывать? — Айсинар невольно усмехнулся.

Не издевка, обычная радость приязни, быть может, даже гордости за него, но Гайи, конечно, все истолковал по-своему: навис над креслом, уперев руки в подлокотники:

— Славнейший, я твой боец, твой верный сторонник. Если хочешь — любовник. Но не твоя игрушка…

Вдруг он замолчал.

Едва заметный боковым зрением, в окно метнулся сгусток ночной темноты. Айсинар даже осознать еще не успел, а Гайяри уже резко, словно взведенная пружина, разворачивался всем корпусом навстречу опасности. В следующий миг удар ноги снес кресло в дальний угол комнаты. Айсинар, чудом успев подобраться, откатился в сторону. Рядом что-то лязгнуло металлом о камень. И тут же — едва он поднял голову — второй звонкий удар в стену над макушкой. Пришлось снова вжаться в пол.

Темнота возникла снова, оформившись в силуэт мужчины, скользнула вдоль стены.

— Стой! — крикнул Гайи. Он был где-то рядом и тоже на полу.