Кто скажет мне слова любви…

Пока Михалыч ходил с Тасей по их участку, расспрашивая что где растёт и пробуя с куста пузатый крыжовник сорта «финик» (малоурожайный, крупный и очень сладкий), Тасина мама потчевала на террасе нового гостя. Соскучившись по хозяину, к ним пришёл соседский стафф, которого Михалыч назвал Рональдом, в честь американского президента, которого он очень не уважал (да и кто его уважал-то, разве что американцы?). Президенту повезло: он об этом так и не узнал…

Рональд – это когда вырастет, а пока – Роник или Рон (пёс оказался смышлёным и отзывался на все три имени). Роник был бойцовской страшной породы, американский стаффордширский терьер, собака-убийца. Но он об этом не знал, никого пока не убил и не собирался. Хотя наводил ужас на всю округу, когда Ольга Михайловна выводила его на прогулку. Ронику было десять месяцев и всё у него было впереди, как шутила Тася.

Ольга Михайловна ухаживала за щенком как за ребёнком. Кормила кашей с мясом, которую предварительно требовалось остудить, чтобы Рон не обжёгся. Купала в корыте, согрев на костре ведро воды. Спящего укрывала одеялом: простудится, лечить замучаешься. А как ещё прикажете обращаться с десятимесячным щенком?

Как у всех собак в его возрасте, у Роника были любимые игрушки. Впрочем, игрушками их можно было назвать с большой натяжкой: увесистое еловое бревно, которое Роник как пёрышко таскал по участку, грызя пахучую древесину. И автомобильная покрышка, которую он с упоением грыз (у него резались зубки, если можно назвать «зубками» страшные и длинные клыки чистопородного боевого стаффордшира). Наигравшись, он засыпал с этой покрышкой, положив на неё лобастую башку и сладко посапывая.

С Ольгой Михайловной щенку жилось, как у Христа за пазухой. Оставаясь с Олегом Михайловичем, Рон отчаянно скучал и тосковал. Уединившись в сарае с вожделенной бутылкой, Михалыч забывал о щенке. Рон перегрызал толстую верёвку, на которую был привязан, и уходил к Тасиной маме – жаловаться. Мама жалела Рона, говорила, что он попал «не в те руки», что не надо пьянице заводить стаффорда и что Роник его когда-нибудь загрызёт.

Роник не знал, что он стаффордшир, и никого не собирался загрызать, лизал Тасиной маме руки, шумно пил из миски молоко и блаженно покряхтывал, когда мама чесала его за ушами. Терпеливо переносил, пока ему вытирали кухонной тряпкой вымазанную в молоке мордаху. Радостно хрустел сухарями, которые были его любимым лакомством. Тася с мамой сушили сухари в духовке и каждый раз привозили большой пакет. Покончив с сухарями, Роник ел всё, что давали – суп так суп, макароны так макароны. В еде он был неприхотлив (справедливости ради хочу сказать, что макароны были с баночной тушёнкой).

Наевшись, Роник опрокидывался на спину, чтобы ему почесали пузо. И наконец засыпал – на спине, подрагивая мощными как у рыси лапами и вздыхая во сне. Смотреть на него, когда он спал, было забавно и смешно.

Однажды, когда художник ушёл в очередной запой и совершенно забыл о собаке, Рон отвязался и убежал. И заблудился, запутавшись в бесконечных дачных перекрёстках. Ронику было плохо: хотелось домой, хотелось пить и есть, а где его дом, он не знал… Завидев громадного стаффордшира, который бестолково метался по улицам, горестно взлаивая и оглашая окрестности жутким воем (это он так плакал), насмерть перепуганные дачники решили, что он взбесился. Уводили в дом детей, запирали калитки, у кого они были. Кто-то догадался вызвать милицию, чтобы они поймали и застрелили «пса-людоеда».

Милицейский наряд приехал на удивление быстро. Но ловить пса не пришлось: Роник сам подбежал к милицейской машине, уткнулся милиционеру в колени лобастой башкой и радостно замолотил хвостом: ведь теперь он был не один, его наконец нашли! У приятеля Михалыча была похожая машина, Роник запомнил, и теперь решил, что его отвезут домой. Он распахнул в улыбке широкую пасть (стаффы, как и ротвейлеры, умеют «улыбаться» и благодарно лизал руку милиционера. И пистолет, зажатый в руке, тоже облизал, смешно фыркнув – пистолет был невкусным.

Молодой милиционер улыбнулся, отчего сразу стал ещё моложе – совсем мальчишка. Вытер о брючину наган, весь в собачьих слюнях, и убрал в кобуру. Просмотрел суровым взглядом на собравшийся народ и сказал с укором: «Что же вы наряд вызвали? Какая же это собака-убийца? Это всего лишь щенок, он маленькой совсем, вы не смотрите, что такой здоровый, это порода такая… Намучился, бедняга, наплакался… И на солнце перегрелся, к тому же, – добавил милиционер, потрогав сухой и горячий собачий нос. – Его бы в тенёчек, водички налить… А вы наряд вызвали. Кто мне скажет, с какого участка собака? Где живёт?»

– Это художника собака, на другом конце они живут, – несмело ответили из толпы.

Милиционер посадил Рона в машину и отвёз домой. Михалычу он сказал, что если ещё раз… То собаку у него заберут. Михалыч клялся, что не будет пить, даже заплакал.