Кто следующий? Девятая директива

Каждый ход правительства должен был попасть точно в мишень. Можно было не сомневаться, что будет достаточно оснований для многочисленных призывов передать дело в Верховный суд, но генеральный прокурор заверил, что у Верховного суда нет оснований для изменения приговора.

Чтение обвинительного акта было пустой формальностью, и присутствие Эккерта, также как и Саттертвайта, служило лишь признаком личной заинтересованности президента в этом деле. Брюстер сказал им: «Только покажите себя. Пусть репортеры вас увидят».

На суде Саттертвайт насчитал около себя четырех сенаторов и шестерых представителей — членов обеих партий, людей хорошо известных. Конгрессмен Молнар от Калифорнии, по своим политическим взглядам стоящий на шаг правее Гитлера; конгрессмен Джетро, черный социалист из Гарлема; сенатор Аллан Форрестер от Аризоны, который в своей политике точно придерживался центра. В намерения президента входило продемонстрировать солидарность в правительстве. Интересно было то, что наиболее яростно из этих зрителей был настроен левый Джетро: по его мнению, террористы перечеркнули десять лет его жизни.

Идеология и принципы навевали на Саттертвайта скуку. Он рассматривал историю с точки зрения теории случайных игр. Ход событий определялся не движением масс или внутриполитической борьбой, а причудами царственных особ, женскими интригами, личными катастрофами и совпадениями. Те, кто находятся у власти, несут ответственность за оценку шансов, размещение верных ставок на правильных номерах; долгосрочная цель заключается в том, чтобы ты выиграл больше, чем успел проиграть, а методом является изучение каждого поворота колеса судьбы как положения с новыми начальными условиями. «Долгосрочная политика» — не более чем бессмысленная фраза, потому что никогда нельзя предсказать, когда ты столкнешься с неожиданностью, преподнесенной тебе противником, новым Гитлером или новым Ганди. Надо делать то, на что ты способен, с теми фишками, которые у тебя на руках.

Голос генерального прокурора монотонно гудел, как у человека, громко читающего документы, которые были написаны скорее для того, чтобы их напечатали, а не прочитали вслух. Обвиняемые явно выходили за рамки приличий: они зевали, почесывались, играли в крестики-нолики, отрывисто смеялись. Роберт Уолберг непрерывно подбрасывал монету, стремясь, очевидно, выразить таким образом презрение к процессу и самому государственному правосудию. Филипп Хардинг, зацепив большие пальцы рук за проймы жилета, непристойно ухмылялся все время, пока Эккерт читал обвинительное заключение.

В тот момент, когда Эккерт дошел до заключительной части и сделал паузу, чтобы перевести дыхание, электронное устройство Саттертвайта начало подавать сигналы.

Эта вещь всегда приводила его в смятение, но в этот раз она доставила ему приятное ощущение временного облегчения. Он перебрался через шесть пар коленей и быстро вышел по проходу. Охранник распахнул перед ним дверь, и Саттертвайт приостановился, чтобы узнать про ближайший телефон.

— Кабинет судебного клерка, сэр.

Он проследовал в указанном пальцем направлении и вошел в кабинет, в котором за столом сидело несколько женщин. Саттертвайт произнес несколько слов, и одна из женщин протянула ему телефон.

Секретарша президента была необычно резкой, в ее голосе звучало беспокойство.

— Президент хочет немедленно вас видеть. За вами послана машина.

Итак, это было что-то большее, чем обычная суета. Он зашагал на улицу. Полицейская машина только что приблизилась к кромке тротуара, сверкая семью красными и желтыми огнями на крыше. Когда Саттертвайт спустился до конца лестницы, водитель уже держал для него открытой заднюю дверь, и, как только он оказался внутри, вой сирены больно ударил его по барабанным перепонкам. Автомобиль несся по улицам, притормаживая на красный свет, избегая переулков. Скорость отдавалась у него в почках.

В приемной секретарша президента сказала ему:

— Они в кабинете Линкольна.

И он пошел туда, широко шагая своими короткими ногами, подгоняемый ощущением срочности.

Президент расхаживал по комнате; он встретил Саттертвайта поднятой ладонью, и тот остановился в дверях. Саттертвайт быстро перебрал в уме имена шести присутствовавших в комнате: Б. Л. Хойт, директор секретной службы; министр финансов Чейни; директора ФБР, Центрального разведывательного управления и Агентства национальной безопасности; государственный секретарь Джон Аркхарт.

Президент вышел вперед, говоря через плечо в своей обычной, приказной манере, маскируя распоряжения под оболочкой вопроса:

— Не пора ли вам пройти, мальчики? — Он подошел к Саттертвайту справа и тронул его за локоть, проходя через дверной проем, увлек за собой Б. Л. Хойта, и трое других, тяжело ступая, пересекли ковер. Сигара президента оставила россыпь пепла и дым — это препятствие эффективно преодолели агенты секретной службы: один из них держал дверь, а трое других прошли в кабинет президента.