Кто сражается с чудовищами. Как я двадцать лет выслеживал серийных убийц для ФБР

Банди продолжил мне льстить, утверждая, что все бравшие у него интервью различные профессоры колледжей, журналисты и местные полицейские были любителями, а теперь он говорит с профессионалом. Он написал письмо в попытке получить результаты наших исследований для подачи своей апелляции об отмене смертного приговора. Поверите или нет, но один из моих бывших начальников в ФБР действительно хотел предоставить эти данные осужденному убийце; я же отказался. Я сказал, что единственные преступления, которые мы собираемся обсуждать в данный момент, – его собственные. Впрочем, Банди это нисколько не обескуражило. Он сказал, что все равно выиграет апелляцию и что его никогда не казнят.

Поиграв еще немного словами, он согласился обсудить некоторые убийства с гипотетической точки зрения. Среди преступлений, предъявленных ему в Колорадо, было похищение женщины из бара отеля во время ее встречи с ухажером. Я спросил, как ему удалось провернуть это похищение. Банди рассуждал абстрактно, в третьем лице. Убийца мог подойти к этой женщине, когда за ней не наблюдали – возможно, в коридоре, представившись охранником или служащим отеля, то есть лицом, обладавшим некоторой властью, – и хитростью или обманом заманить ее в отдельный номер, где быстро обездвижить.

Скорее всего Банди рассказал мне в подробностях, как он сам совершил это конкретное преступление, но напрямую об этом не говорил. Через три-четыре часа таких танцев вокруг да около я осознал, что он так ничего не расскажет и продолжит свои попытки манипуляций (что ему и удалось) вплоть до самой казни, так что я отправился домой.

Несколько месяцев спустя, за три-четыре дня до казни, Банди сказал, что готов рассказать все, и со всей страны для интервью с ним приехали дюжина полицейских, каждому выделили по несколько часов. Первым с ним беседовал Роберт Кеппел из Сиэтла, тщательно расследовавший его первые преступления. Несколько часов Банди занимался словесной перепалкой по поводу первого убийства и так и не перешел к остальным. Намекая на то, что для описания всех понадобится гораздо больше времени, он предложил полицейскому подать прошение еще на шесть-восемь месяцев отсрочки казни. Это не сработало. У него в запасе было целых десять лет, прошедших за решеткой, и было понятно, что ничего толкового он не расскажет. Несколько дней спустя Банди казнили.

Когда все эти полицейские приехали из Флориды в Куантико на наш семинар, я узнал об одном неприятном факте. Банди удалось-таки провернуть свою последнюю махинацию. Ранее он убедил кого-то из Бюро раздобыть для него копию моей книги о серийных убийствах с автографом – она лежала в его камере на момент казни. Он даже приводил из нее цитаты в своей последней видеозаписи в интервью с доктором Джеймсом Добсоном.

Дэвид Берковиц, убийца по прозвищу «Сын Сэма», в середине 1970-х сидел напротив меня и моих помощников трижды. За один год он убил в Нью-Йорке полдюжины человек, в основном в автомобилях, во время свиданий, и серьезно покалечил еще полдюжины. На месте своих преступлений он оставлял записки полиции и поддерживал общение с авторами газетных статей, пока почти весь Нью-Йорк в страхе оставался дома по ночам. Во время наших интервью Берковиц находился в тюрьме Аттика, в изоляции от остальных заключенных.

Выглядел он так же, как и во время суда – пухлый, коренастый, очень стеснительный, сдержанный, вежливый. Он охотно пожал мне руку – как я выяснил, это всегда было хорошим знаком для интервью; затем он сел и говорил только в ответ на мои вопросы. Я делал записи от руки, потому что он не дал согласия на магнитофонную запись.

Поскольку свои убийства Берковиц совершал в Нью-Йорке, то к нему было привлечено особое внимание прессы, вследствие чего имелось множество материалов, с которыми я мог ознакомиться до его посещения. Как я вскоре понял, эта ситуация послужила основой для сложного общения между Берковицем и журналистами. Помимо прочего узнал, что у Берковица был альбом, в который он вклеивал статьи о своих преступлениях; такие «памятные книги» составляют многие преступники до ареста, но ему позволили хранить эти заметки и в камере. Он сказал, что они помогают ему оживлять фантазии.