Кто свергал Николая II и рушил империю?

Между прочим, с правовой точки зрения любой манифест или акт не значил бы ровным счетом ничего. В российских законах отречения монарха не предусматривалось. Поправку в законы могла внести только Дума. Хотя она даже не обсуждала этот вопрос! Требовалось и решение Государственного Совета, а поскольку царь был Помазанником Божьим, то и Церкви. Но такие процедуры изменников совершенно не устраивали. Вынести на широкое обсуждение собственное предательство, при этом выпустить императора из-под контроля, из ловушки. Нет, им нужно было нахрапом, одним махом. А если не получилось, то и фальшивка сойдет — тут уж угадывается натура Гучкова. Он сразу же связался с Петроградом, сообщил: все готово.

Это и было главным. Царскому поезду была открыта дорога. В час ночи он покинул Псков, возвращаясь в Ставку — там у заговорщиков тоже уже было все схвачено, Николая II уже ждали. И «делегаты» помчались в Петроград с «документом». Кстати, лица, изображавшие себя «народными избранниками», на самом деле не пользовались в народе никаким авторитетом. Когда они вернулись в столицу, на вокзале буйная толпа арестовала их. Скомканную бумажку с «отречением» подручный Гучкова Лебедев сумел передать Ломоносову, и тот доставил ее в министерство путей сообщения к Бубликову.

Однако и Гучкова с Шульгиным ждал сюрприз. Пока они мотались туда-сюда, обстановка опять переменилась. Сценарий революции раскручивался по цепочке обманов. Не только для народа, царя, генералов. Но и для самих исполнителей. Дума сыграла свою роль в раскачке страны, и ее отбросили на обочину. Точно так же и поборники конституционной монархии внесли свою лепту в переворот, но закулисные режиссеры вбросили новое уточнение — нет, монархия вообще не нужна.

Родзянко выступал дисциплинированным передаточным звеном. Принялся выкручиваться. Он снова бомбардировал телеграммами Ставку, требуя задержать информацию об «отречении», «пока я вам не сообщу об этом». Закрутил еще один раунд блефа — дескать, «вспыхнул неожиданно для всех нас такой солдатский бунт, которому еще подобных я не видел». Снова пугал гражданской войной и извещал: успокоить ситуацию удалось только путем соглашения — через некоторое время созвать Учредительное Собрание, которое установит форму правления в России.

Здесь ложью было все. И «невиданный солдатский бунт», и соглашение об Учредительном Собрании — его идея изначально фигурировала в планах изменников. А задержать информацию о «манифесте» требовалось из-за того, что лидеры заговорщиков были подняты по тревоге, в 6 часов утра к великому князю Михаилу Александровичу нагрянули 18 человек — Родзянко, Керенский, Львов, Милюков, Гучков и др., навалились обрабатывать его, чтобы отказался от престола. Только двое, Милюков и Гучков, пытались спорить, что переход к республике слишком резкий, может вызвать потрясения, и нужно сохранить конституционную монархию, как в Англии. Остальные, в том числе лоббировавший Михаила Александровича Родзянко, уже «сменили ориентацию».

Великого князя буквально вытащили из постели, он был ошеломлен свалившимися на него известиями — и об «отречении» брата, и о том, что ему самому надо немедленно, спросонья, принимать вот такое судьбоносное решение. Ему дружно вываливали доводы, почему он не должен принимать корону. Он колебался, опасался совершить роковую ошибку. Тогда Родзянко со Львовым утащили его для разговора наедине и уговорили на придуманный ими компромисс — Михаил Александрович как бы и не отказывается от престола, но и не принимает его до тех пор, пока этот вопрос не решит Учредительное Собрание. Действительно, при таком раскладе все получалось солидно, законно. И решение великого князя откладывалось. Ему не нужно было брать на себя власть, усмирять беспорядки. Его предложенный вариант удовлетворил. А заговорщиков тем более удовлетворил. Ведь Львов указом Николая II был официально назначен главой правительства. Теперь оно стало единственной легитимной властью в России! На радостях незваные гости рассыпались в благодарностях перед великим князем, Керенский произнес патетическую речь, что все права царского дома будут сохранены, для бывшего государя, его брата и их близких будет обеспечена полнейшая неприкосновенность.

Два акта опубликовали одновременно, об отречении Николая II и непринятии престола Михаилом Александровичем. Провозглашалось, что в сентябре будет созвано Учредительное Собрание, которое определит политическое устройство России. А до этого власть переходит к Временному правительству Львова. Царь узнал о решении брата (очевидно, и о собственном «отречении») вечером 3 марта, когда прибыл в Могилев. Там его сразу взяли под охрану — он остался в изоляции. Разумеется, он был поражен известиями. В дневнике записал: «Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость».