Кто свергал Николая II и рушил империю?

10 октября на квартире меньшевика Суханова (Гиммера) состоялось заседание ЦК большевиков. Ленин пришел переодетым и загримированным, в наряде протестантского пастора. Невзирая на возражения Каменева и Зиновьева, была принята резолюция о восстании. Сценарий намечался такой же, как летом. Прикрыться съездом Советов рабочих и солдатских депутатов. Свергнуть Временное правительство и передать власть съезду. Он должен был состояться еще в сентябре, но ЦИК Советов постановил — скоро будет Учредительное Собрание, поэтому созывать съезд нецелесообразно. Теперь большевики самочинно, от имени Петроградского Совета, начали рассылать по России телеграммы, что съезд состоится 20 октября, предписывали присылать делегатов. ЦИК протестовал. Но когда понял, что сорвать съезд не получится, смирился и подтвердил указания о выборах делегатов. Правда, прикинули, что к 20‑му они не успеют собраться. Дату перенесли на 25 октября.

Эта подготовка велась без Ленина. ЦК принял решение, что он должен по-прежнему скрываться. Хотя выглядит это очень странно. Арест ему уже не грозил, всех мятежников давно выпустили из тюрем. От покушений со стороны врагов в Смольном ему можно было обеспечить сильную охрану. А на конспиративной квартире Фофановой, где он прятался, его опекал единственный телохранитель, финн Эйно Рахья. Невольно напрашивается подозрение, что товарищи преднамеренно оттирали Ленина, чтобы не мешал действовать так, как они считали нужным.

Но и Владимир Ильич вел тайную деятельность. Писатель-историк Аким Арутюнов, хорошо знавший хозяйку квартиры Фофанову, собрал ее воспоминания [2]. Она рассказывала, что Ленина навещали Свердлов и некоторые другие лица. Рахья куда-то уходил, приносил письма, деньги, однажды притащих целый сундук, набитый пачками десятирублевок и шведских крон. А 15 октября Ленин предупредил, что к нему придут «финские товарищи», «которые вместе с ними ехали в пломбированном вагоне из эмиграции». Рахья вечером привел двоих, но это были не финны. С Лениным они разговаривали по-немецки и очень хорощо владели этим языком [98]. Кстати, ни одного финна в «пломбированном вагоне» не было. А вот двое офицеров германской разведки были — капитан фон Планетц и лейтенант фон Бюринг.

И как раз после этого таинственного визита пружина заговора стала раскручиваться. 16 октября состоялось расширенное заседение ЦК большевиков с делегациями Петроградского Совета, профсоюзов, солдатских и фабрично-заводских комитетов, подтвердившее решение о восстании. С 17 октября рабочие по ордерам ВРК стали получать оружие — с казенных складов, под предлогом защиты Петрограда от немцев и «корниловцев».

Правда, 18 октября разразился скандал. Каменев и Зиновьев опубликовали в газете Горького «Новая жизнь», что они не согласны с курсом ЦК на восстание. Ленин разъярился, обвинял их в предательстве, требовал исключить из партии. Хотя ЦК на это не пошел. Да и особого секрета уже не было. Подготовка обсуждалась на широких собраниях [66]. Любое правительство успело бы раздавить мятеж в зародыше. Но правительство Керенского не просто бездействовало, оно будто специально расчищало путь большевикам!

А действиями министра-председателя руководили его советники! Британский атташе Нокс доносил в Лондон, что очень опасные идеи внушает Керенскому Робинс. А именно, перехватить у Ленина лозунги о мире и земле — разделить ее между крестьянами. Керенский безоговорочно слушался американского друга. В октябре правительство приняло закон, которым «временно», до решения Учредительного Собрания, вся земля отдавалась крестьянам. Это привело к анархии в деревне и массовому дезертирству из армии — делить землю.

Ну а в Париж, на межсоюзническую конференцию Антанты, выработали такие предложения, что союзники оказались в шоке: «мир без аннексий и контрибуций», «отмена тайной дипломатии». Вместо того, чтобы отдать Эльзас и Лотарингию Франции, в этих областях предлагалось провести плебисцит. Англичан взбесило требование «нейтрализации Суэцкого канала», американцев — «нейтрализации Панамского канала». Союзники восприняли эти пункты, как плевок в лицо. И только сейчас они вдруг обратили внимание — имеет ли право Временное правительство «легитимно представлять нацию»? Бальфур вызвал российского посла в Лондоне Набокова и заявил: «Не следует создавать прецедент для ведения переговоров, когда исключительные прерогативы получают фактически частные лица».

Если в марте 1917 г. западная пропаганда внушала своим обывателям восторги «демократическим правительством России», то в октябре инициативы Керенского помогли перечеркнуть эти симпатии. А Робинс, надавав министру-председателю «полезных советов», попросту «умыл руки». Он объявил, что «разочаровался»: «Я не верю в Керенского и его правительство. Оно некомпетентно, неэффективно и потеряло всякую ценность». Американский журналист Джон Рид уже за неделю до революции взял интервью у Троцкого — тот расписывал, какую политику будет проводить новое, большевистское правительство.