Кто там стучится в дверь?

«Многоуважаемый господин Танненбаум! Завершается второй год нашего сотрудничества, и мне приятно сказать, что Ваши сообщения с Восточного фронта успели привлечь к Вам внимание коллег и читателей: в них есть живые наблюдения, свидетельствующие о Вашем знании русского характера и русских обычаев, описание же возрожденных свадебных обрядов и религиозных праздников помогло читателям расширить представления о жизни народа многоликого, своеобразного, глубоко почитающего старину. Посылаем некоторые письма по поводу Ваших публикаций, которые мы получили от читателей. Быть может, они подскажут Вам новые темы.

Примите сердечный привет и добрые пожелания. Ждем новых Ваших корреспонденции.

Искренне Карин Пальм».

Некий Гейер из-под Берлина писал, что с интересом познакомился со статьей Герхарда Каля, и, читая ее, вспоминал, как в годы первой мировой войны, будучи русским военнопленным, записал несколько сказаний, каковые хотел бы издать, имея в виду усилившийся интерес к русской теме. Гейер добросовестно пересказывал одну из былин, «уходящую корнями в орловскую землю», и интересовался: «помнят ли сейчас, спустя двадцать пять лет большевистской тирании, свои древние легенды современные русские крестьяне?»

Над этим письмом Танненбауму пришлось изрядно попотеть. Стоило! Славный любитель русской старины, выдуманный Рустамбековым, сообщал: «Сведения Юргене Ашенбахе, обер-лейтенанте абвера». Дальше было несколько строк, воссоздавших подробности операции семилетней давности.

*

Условный знак, переданный Манфредом Метцем в конце радиосеанса, повлек за собой оперативные меры немецкой контрразведки. Был определен круг офицеров, знавших о поездке Бартиника. Проверена их надежность. Подозрений не возникло, и тогда началась наиболее сложная часть расследования, требовавшая времени, — выявление связей офицеров.

Через восемь дней в Берлине будет начата слежка за сотрудницей «Вечерней газеты» Карин Пальм. Контрразведка, познакомившись с ее перепиской, возьмет на заметку корреспондентов. Среди одиннадцати человек окажется военный переводчик Франц Танненбаум, приехавший три года назад в Мюнхен к своему дяде отставному майору Эрнсту Танненбауму из Советского Союза. Станет известно, что никогда раньше своего племянника отставной майор не видел. Фотографий его не имел.

В распоряжении Песковского оставалась неделя.

В последней шифровке, отправленной Францу Танненбауму за день до ареста, Карин Пальм передавала ему благодарность Центра и известие о присвоении «капитанского чина».

ГЛАВА СЕДЬМАЯ ДЕСЯТЬ КУБИКОВ ЙОДА

— Дорогая товарищ Аннушка, у меня к тебе большой секрет. Ты никому не говори. Мне нужен один пузырек йода.

Аннушка удивленно вскинула глаза. Она была женщиной обязательной, любившей порядок во всем. Как это так: «Никому не говори»? Что у нее здесь, частная аптечная лавочка или боевой медпункт? На учете каждый кубик йода, отряду предстоят наступательные операции, все говорит за то, что серьезная подходит пора — это и по лицам видно, и по озабоченности командира, да и по многому другому. А ему целый пузырек подай. Непорядок. На что это одному Приможу — целый пузырек?

— Почему молчишь, товарищ Анна? Это не для меня нужно.

— Товарищ Примож, так в боевом отряде дела не делаются, — сухо и назидательно произнесла фельдшерица. — Есть командир, и тайн от него ни у меня ни у тебя быть не может. Ты, видно, не понимаешь, в какое положение ставишь меня своей просьбой.

— Все прекрасно понимаю, дорогой товарищ доктор.

— Я не доктор, а фельдшер, комплиментов мне не делай.

— Ты, наверное, сейчас думаешь: какой хитрый человек этот словенец. Что-то зачем-то ему понадобилось, и он, это самое, ловчит, да?

— Если честно, так примерно и подумала. А еще подумала, что ты, боевой югославский товарищ, плохо привыкаешь к партизанским порядкам...

— Так мне уже один раз говорил товарищ Петр. Мы мало понимаем друг друга.