- Вчера небезызвестный тебе Джим Берроуз сбежал из арестантского фургона во время перевозки, - помедлив, сухо ответил Миллер, и Гэл, на секунду опешив, выругался так грубо, как редко себе позволял. Суки, паскуды, они упустили этого подонка!
Шериф едва заметно поморщился.
- Гэл Стефан, когда я подошёл к тебе, то сказал, что ты сообразительный малый. Я и в самом деле так считаю. Теперь, надеюсь, ты воочию убедился, как глупо вы с мисс Хилл рискуете своими жизнями. О чём я вас неоднократно предупреждал, хоть и желал бы ошибаться, видит Бог. - он опять тяжело вздохнул. - Кроме того, вы лишились крыши над головой и всего своего имущества. Я настаиваю на том, чтобы вы немедленно - немедленно! - перебрались в мой дом, и надеюсь, что ты меня в этом стремлении поддержишь.
- Мы могли бы вселиться к Гасу, - подумав, пробурчал Гэл. Ох, как же ему не хотелось зависеть от милостей этого правильного придиры! Хоть он и назвал его, Гэла, "сообразительным", ну надо же.
Миллер ещё сильнее нахмурился, но голос его остался ровным:
- Чтобы подвергнуть опасности и его? Каким образом он защитит вас? И какой платы потребует за такую услугу?
- А вы? - внезапно выпалил Гэл. - Вы-то чего так об нас печётесь? Вы прямо как будто сами подожгли этот фургон, лишь бы нас к себе заполучить!
Он осёкся, в ужасе сообразив, что именно ляпнул просто от досады на безнадёгу их положения, от досады на этого зануду... и уже хотел извиниться, но тут Миллер вскинул руку, и у Гэла зазвенело в ушах. Только спустя несколько мгновений он понял, что шериф отвесил ему крепкую затрещину.
- Придержи язык, Гэл Стефан. У меня есть алиби, - бесстрастно проговорил он. - Я весь вечер проторчал в полицейском участке, объясняясь с федералами.
Гэл сглотнул солёную слюну, опустил голову и неловко пробормотал:
- Простите.
- Это ты прости, - хмуро бросил Миллер. - Можешь подать на меня жалобу судье. Я... я абсолютно... о Господи Боже! - он на секунду прикрыл глаза, а потом посмотрел на Гэла почти с мольбой. - Подумай о мисс Хилл. Её необходимо защитить. Вы в равной опасности, но я обращаюсь к тебе - не как к капризному ребёнку, а как к мужчине. Прекрати выделываться и доказывать мне, какой ты крутой. Мы оба должны прежде всего позаботиться о ней.
Пресвятые угодники, он был кругом прав, этот придира!
И рука у него была тяжёлая.
- Я не выделываюсь, - мрачно пробубнил Гэл.
- Можешь выделываться сколько захочешь, я разрешаю. Но только у меня в доме. Я ни одним словом тебя не упрекну, - с надеждой пообещал Миллер.
- Так неинтересно, - через силу усмехнулся Гэл и внезапно поймал на лице шерифа отражение этой усмешки. А потом тот поглядел на фургон, откуда с помощью пожарных выбиралась Элис, и быстро проговорил:
- Ну же, ты согласен? Поможешь?
Гэл опять покривился и вздохнул:
- Ладно, идёт. Только вы ей не говорите, что мы тут... повздорили. И не говорите, что вы типа за неё беспокоитесь. Скажите, что за меня.
- За тебя, Гэл Стефан, - обронил Миллер, торопливо направившись к Элис и обернувшись на ходу, - я тоже беспокоюсь.
Когда он отошёл, Гэл наконец опустился на землю и обнял Берту за шею. Ему надо было срочно прижаться к кому-то тёплому и большому. Берта будет просто счастлива от грядущей встречи со своим приятелем Джоем, отрешённо подумал он, глядя, как шериф горячо втолковывает что-то Элис, стоя возле неё и указывая в его сторону.
Клод Миллер тоже был сообразительным малым.
"За тебя, Гэл Стефан, я тоже беспокоюсь"...
Гэл поглядел на измученное лицо Элис и вдруг судорожно всхлипнул, отвернувшись.
Всё это случилось из-за него.
* * *
Элис не переставала удивляться тому, как в самые тяжёлые, невыносимо тяжёлые минуты жизни рассудок цепляется за какие-то нелепые мелочи и застревает на них. Вот и сейчас, потеряв всё, что у неё осталось после смерти Кона, а может быть, именно поэтому она, как дура, радовалась тому, что перед выступлением в "Хвосте скакуна" они с Гэлом побывали в супермаркете. И теперь у неё был хотя бы двухмесячный запас ежедневных прокладок и влажных салфеток, купленных со скидкой! И... о да, да, гитары и "беретта".
И ещё они все остались живы: она, Гэл и Берта.
Так Элис и сказала Киту тем же вечером, а точнее, глубокой ночью, когда они вселились в ухоженный просторный особняк шерифа Миллера. Вернее, ввалились, измотанные и подавленные, неся свои немногие уцелевшие пожитки, будто бродяги.
А они теперь и были бездомными бродягами.
Миллер предложил им поужинать, а когда они отказались - какой тут ужин! - отвёл их в гостевые спальни на втором этаже: уютно обставленные и чистые. Там даже красовались садовые цветы в вазах - разноцветные левкои и флоксы. Элис с Гэлом оторопело переглянулись, увидев это, а Миллер, заметив, видимо, их удивление, сдержанно пояснил:
- У моей мамы была привычка обихаживать весь дом, даже пустые комнаты. Она и меня к этому приучила. Что вовсе не означает, будто я специально готовился к вашему визиту или как-то его... спровоцировал.
Он быстро взглянул на досадливо насупившегося Гэла.