Кто-то, кого я знала (ЛП)

— Ты ведь и, правда, к нему что-то чувствуешь, не так ли? — Кэм выплюнул эти слова с отвращением.

— Нет! — мое опровержение было быстрым и громким, так как в свой тон я изо всех сил старалась вложить уверенность, которой не чувствовала.

С ошеломляющей грацией человека, которого только что застрелили, Кэм опустился в кресло, закрыв голову руками.

— Так не должно было быть... Ты должна была любить меня, — его слова были поверженными, как и его поза.

— Но я действительно люблю тебя, — настаивала я. По крайней мере, хоть сюда я могла добавить немного честности. — Мы семья. Ты — все, что у меня есть.

— Но когда ты перестала быть в меня влюблена? Я на это не соглашался... — его выражение лица было потерянным из-за головоломки вне его понимания. — Я отпустил тебя. Разве не так надо себя вести? Когда ты кого-то любишь, ты должен его отпустить. Ты должна была делать то, что нужно, чтобы пережить всё, что случилось и снова стать собой, — он нервно вздохнул. — Ты не должна была влюбиться в кого-то другого!

«Ты должна была делать то, что нужно, чтобы пережить всё, что случилось и снова стать собой».

Но разве Кэм не знал, что мне никогда уже больше не быть той девушкой? Я не хотела «пережить» то, что со мной случилось. Я хотела навсегда оставить это в себе, потому что это — единственное, что осталось от нее. Просто я сама никогда не осознавала, что отпуская девушку, которой я когда-то была, отпущу и Кэма вместе с ней.

— Кэм, — начала я, моя спокойная грусть в глазах контрастировала с паникой в его. Иногда тебе нужно сказать так много, что сказать просто нечего. — Девушка, в которую ты влюбился — ее больше нет. Я не она, и не буду ей больше никогда. Ты не хочешь меня, Кэм. Ты хочешь ее.

— Мы созданы друг для друга. Я никогда не встречал такого единения душ прежде, — он жестко схватил меня за предплечье, приближаясь ближе к моему лицу.

Голос Кэма был сильным, непоколебимым, не терпящим возражений.

— Скажи мне, а для тебя было бы просто смотреть, как я двигаюсь дальше — влюбляюсь в другую?

Это было бы ужасно. Я вздрогнула, потому что он был прав. Это было бы самым трудным на свете — смотреть, как Кэм влюбляется в другую. Неужели я настолько эгоистична? Я не хотела быть с ним и не хотела, чтобы он нашел свое счастье с другой? Это неправильно.

— Ты хоть знаешь, за что ты борешься, Кэм? — я сменила тактику, используя муки совести как топливо для продолжения спора. — Ты написал эту книгу для девушки в желтом платье, которой никогда не существовало. Ты романтизировал наши отношения. В них не было ничего великого и эпического. Я была всего лишь семнадцатилетней девчонкой, залетевшей и не способной с этим справиться. Все, что я увидела в этом фильме, это как ты показываешь меня лучше, смелее и чище, чем я когда-либо была.

— Если видеть тебя непорочной и смелой, видеть самое лучшее в тебе — неправильно, то, что тогда видит он? Что я должен был видеть?

Ответы ринулись из меня, но я сжала рот и с силой проглотила их. Деклан видел все мое несовершенство. Он знал, что я не была смелой, но нашел добрые намерения за моей трусостью. Он видел все мои ошибки. Я была другая, уникальная для него, и даже больше того. Когда Деклан смотрел на меня, он видел меня такой, какая я есть, достойной преследования даже когда я ухожу.

Я не произнесла ни слова, но поняла, что все это отразилось на моем лице, по тому, как отразилась боль от предательства в карих глазах Кэма.

— Он не подходит для тебя, Эдли. И, в конце концов, ты останешься совсем одна, сломанная еще сильнее, чем до этого, выглядящая полной идиоткой. Это не самое лучшее для тебя, и ты это знаешь.

Меня обожгло смущение. Он не сказал ничего такого, чего бы я не знала, но услышав эти слова от Кэма, я захотела опровергнуть их. Я хотела, чтобы он оказался не прав. Хотела бросить ему вызов.

— Да кто ты такой, чтобы говорить, что для меня лучше?

Ярость поразила все тело Кэма, когда он резко выпрямился, возвышаясь надо мной.

— Я — человек, жизнь которого определили выборы, что ты сделала, считая их верными.

Это было похоже на пощечину. Думаю, я бы предпочла, чтобы он ударил меня, вместо того, чтобы произнести эти неоспоримые слова. Боль не подпитывала моей гнев, она не могла, не тогда, когда он был прав.

Я принимала решения за Кэма, начиная с того памятного дня в парке, когда решила, что мы все заслуживаем лучшей жизни, чем получили бы оставшись вместе. Именно мне пришлось сказать, как будет лучше.

Когда мы вместе лежали на больничной койке, спустя всего несколько мгновений после того, как принесли новую жизнь в мир, и он прилагал все усилия, чтобы не двигаться, не оставлять меня, не вставать и идти к единственному другому человеку в мире, который был полностью его — я посчитала его слабым. Я была абсолютно убеждена, что если Кэм увидит дочь, то обязательно захочет ее оставить.

Я всегда решала, что для него лучше. А он соглашался не из-за того что тоже считал, что так лучше, он просто соглашался со мной.