Кто-то, с кем можно бежать

- У него есть эти счета, в чёрном блокноте, сколько мы ему должны за проживание здесь, за еду, даже за электричество. Так что, если ты выступаешь так себе и хочешь отсюда освободиться, ты ему платишь, упрашиваешь своих родителей, от которых ты сбежал, чтобы уплатили за тебя, берёшь у друзей, воруешь у старух на улицах, у маленьких детей, пока не заплатишь ему всё до копейки, и тогда он согласен тебя отпустить. – Она прикурила сигарету и глубоко затянулась. – Теперь, если ты действительно чего-то стоишь, ты отсюда так быстро не выйдешь. Потому что у него, у Песаха, есть такие счета, что тебя от него прокурор не вытащит. Он тебя на краю света догонит. Были случаи.

Парень с диким взглядом, подумала Тамар. Выступающие кости на суставах его пальцев.

- А этот парень с гитарой, этот Шай, он стоящий, да?

- "Парень с гитарой", говоришь! – Шели подмигнула ей, но, увидев её лицо, сразу же посерьёзнела. – Он лучше всех. Он действительно стоящий. Даже в его состоянии он выше всех на голову. Ты его слышала. Но некоторое время назад было дело, он пытался угнать машину Песаха. Его новую "Мицубиши".

- Чтобы убежать?

- Не знаю. О нём только слухи ходят. Говорили, что он врезался в стенку, в какой-то забор, разбил "Мицубиши" капитально, и теперь он – узник Сиона, пока не выплатит за неё, – она выпустила длинную струю дыма, - до конца его жизни, конечно.

Тамар лежала, уставясь в потолок. Кто знает, где она была в день той аварии, и разве может быть, что в ту минуту, когда Шай врезался на машине в стенку, она сидела, например, с Иданом и Ади в "Ароме" и громко высасывала айс-шоко со дна стакана.

- Знаешь, что я думала, когда ты пела? – мягко спросила Шели.- Что у тебя всё идёт изнутри. Из самой глубины. Нет, правда – я смотрю на тебя уже какое-то время и понимаю тебя: у тебя всё, что ты делаешь или говоришь, даже то, как ты смотришь, или как ты разговариваешь или не разговариваешь, во всём этом ты, стопроцентно. А я, посмотри на меня, одна видимость, нет, ты не говори. Смотри – я делаю Риту, делаю Витни Юстон, Захаву Бен, всегда делаю кого-то, не себя. – Она помолчала. – Даже то, что я здесь, не должно было быть в моей жизни. – Её голос неожиданно треснул. – Мне не было предписано, что я так кончу, в этой дыре, ушибленная на всю голову. Псишка. – Внезапно трещина разрослась в рыдание. Она всхлипывала. Тамар, слегка удивлённая быстрым переходом от смеха к плачу, кинулась к ней, гладила крашенные жёсткие волосы.

- Шели, - прошептала Тамар, но Шели прервала её:

- Ещё одна фишка: даже моё имя, да? – она трубно шмыгнула носом. – Это моя мама, добрая душа, назвала меня так, чтобы каждую минуту напоминать мне, что я её[46], не своя – её. Поняла?

Тамар гладила её, крепко обнимала, напомнила ей, насколько она сама своя, и как она щедра и полна любви, и как она помогла ей, когда она только пришла сюда. Но Шели не хотела ничего слушать.

- Ладно, что это с нами обеими, - сказала она вмиг повеселевшим голосом, снова взмывая вверх сквозь слёзы и распухший нос, - что мы тут сбор подписей Йоси Сиаса[47] устраиваем? Так мы условились, ты даже и не думаешь в него влюбиться. Тут есть несколько претендентов в тысячу раз лучше, поверь мне. Некоторых я сама проверила.

- Не беспокойся, - сказала Тамар, - я в него не влюблена. Я только пою с ним.

- Да, - засмеялась Шели с влажными глазами, - теперь это называется петь.

- Если бы у меня здесь была подушка, я бы в тебя бросила.

Тамар ожидала звонкого смеха, но было тихо, потом Шели строго сказала:

- Подушка – это слово, как мамина яичница-глазунья. Вычеркнуто из словаря.

Улеглась и заснула. 

 ***

Тамар уже не могла заснуть. Не только из-за того, что услышала о Шае, и не из-за того, что ей стало известно о системе расчётов Песаха; то невинное замечание: "Я уже давно замечаю, что между вами что-то есть", вот что укололо её совершенно неожиданным образом, по-настоящему напомнило ей обо всём, что было у неё отнято, и из чего она сама себя изгнала; её сердце сжалось от боли – этот орган, сердце, действительно болел – и ей так захотелось, чтобы в эту минуту был кто-то один на свете, может быть, парень, да, парень, не шестидесятидвухлетняя монашка и не Лея, кто-нибудь примерно её возраста, чтобы можно было сказать о нём и о ней: я уже давно замечаю, что между вами что-то есть.

- Перестань со своим Иданом-Шмиданом, - моментально сказала Лея у неё в голове, будто только и ждала удобного случая, - забудь о нём наконец, хватит! Он твоего мизинца не стоит! – Тамар укрылась шерстяным одеялом, с наслаждением возвращаясь к последнему разговору с Леей о любовных делах. – Нет, ты меня не перебивай! Позволь один раз тебе сказать!

- Ты мне уже тысячу раз говорила, - улыбнулась Тамар и подтянула колени к животу.

- Твоя ошибка в том, что ты ищешь парня, который тоже будет из искусства, так?

- Допустим.

- Но зачем тебе нужен ещё один такой, как ты, скажи мне? Что это за чушь про "родственную душу"? Тебе действительно нужен ещё один ненормальный вроде тебя? Тебе, наоборот, послушай меня, тебе нужен, знаешь, кто тебе нужен?