Кто-то в моей могиле

Дом Роя Фондеро походил на старинный особняк южанина-плантатора. Это впечатление усиливали двенадцать оплетенных жимолостью дорических колонн фасада. Правда, общую картину разрушал длинный черный катафалк, стоявший у боковой двери. На асфальтовой дорожке перед катафалком была припаркована маленькая спортивная машина красного цвета. Неуместность соседства двух этих автомобилей немного позабавила Пинату. «Смерть и воскресение, — подумал он. — Может, воскресение по-американски выглядит именно так: спортивная машина красного цвета возносит их по упакованной в прозрачную целлофановую обертку дороге в царство нейлоново-дакроновой нирваны».

Пината вошел в боковую дверь и повернул направо.

Фондеро поливал цветы в небольшом горшке. Это был крепкого сложения мужчина, самой судьбою словно подготовленный к тому, чтобы принимать на себя чужие горести и печали.

— Присаживайтесь, мистер Пината. Чарли Олстон позвонил и сказал, что вы хотите меня кое о чем расспросить.

— Совершенно верно.

— И о чем же?

— Вы, может, помните Карлоса Камиллу?

— Как же, конечно. — Фондеро закончил свое занятие и поставил пустую лейку на подоконник. — Камилла был, так сказать, моим гостем примерно месяц. Вы ведь знаете, у города нет своего морга, а тело Камиллы нужно было где-то хранить, пока не закончится расследование того, откуда взялись деньги, обнаруженные у трупа. Из расследования так ничего и не вышло, и он был похоронен.

— Кто-нибудь присутствовал на его похоронах?

— Священник и моя жена.

— Ваша жена?

Фондеро опустился на стул, казавшийся слишком хрупким, чтобы удержать его тело.

— Бетти не хотела, чтобы его похоронили без человека, оплакивающего его душу, так что она выступила в качестве замены. Как бы то ни было, это вовсе не казалось игрой. Может быть, из-за трагических обстоятельств его кончины, может, из-за того, что его тело слишком долго находилось под нашей крышей, но мысль о Камилле проникла нам в сердца. Мы все же надеялись, что кто-нибудь появится и заберет тело. Никто так и не появился, но Бетти просто не могла поверить, что у Камиллы не было никого, кто бы любил его. Она настояла на том, чтобы деньги его были истрачены не на дорогой гроб, а на внушительный памятник. Она свято верила, настанет день, когда на могиле Камиллы наконец появится оплакивающий его человек, и хотела, чтобы могила была видна издалека. Насколько я помню, памятник выглядит именно так.

— Совершенно верно, — подтвердил Пината. «И скорбящая душа пришла на могилу, — подумал он. — Только был это чужой человек, Дэйзи».

— Вы ведь детектив, мистер Пината?

— По крайней мере так написано в моей лицензии.

— Тогда, возможно, у вас есть своя версия по поводу того, где Камилла взял эти две тысячи.

— Скорее всего, обычное ограбление.

— Полиция так и не смогла это доказать, — заметил Фондеро, вытаскивая из кармана золотой портсигар. — Не хотите ли сигарету? Нет? Завидую вам. Хотел бы и я бросить. С того момента, как пошли эти статьи про рак легких, кое-кто из наших острословов принялись называть сигареты «Фондеро». Что ж, тоже своего рода реклама.

— А как вы думаете, где Камилла взял эти деньги?

— Я склонен поверить, что они достались ему честным путем. Может, он их копил, может, ему вернули старый долг. Последнее кажется более логичным. Он умирал и, должно быть, прекрасно знал, в каком он состоянии, понимал, как важно забрать принадлежащие ему деньги, чтобы оплатить собственные похороны. Это объясняет его появление в нашем городке — человек, который был должен ему деньги, жил здесь. Или живет.

— Звучит довольно убедительно, — признался Пината, — если не считать одного. В газете писали, что полиция обратилась с просьбой отозваться тех, кто знал Камиллу. Никто не пришел.

— Никто не появился лично. Но неделю или что-то около того спустя, после того как Камиллу привезли сюда, раздался странный телефонный звонок. Я сообщил о нем полиции, и они решили, в то время и мне так казалось, что звонил кто-то помешанный на почве религии.

При этом на лице Фондеро появилось странное выражение изумления и раздражения. Он наклонился вперед и пояснил:

— Если вы хотите узнать каждого из местных придурков, немедленно откройте заведение наподобие моего. В день Всех Святых звонят дети, на Рождество и Пасху — помешанные на религии. В сентябре развлекаются только что приступившие к учебе в колледжах. И любой месяц хорош для сексуальных извращений с самыми бесстыдными гипотезами о том, что происходит у меня в морге. По поводу Камиллы мне позвонили перед самым Рождеством, как раз тогда, когда звонят свихнувшиеся фанатики.

— А кто звонил, мужчина или женщина?

— Женщина. В основном женщины и звонят в таких ситуациях.

— А какой у нее был голос?

— Насколько я помню, во всех отношениях средний. Средней высоты, относительно образованный, с определенной культурой.

— Акцента не было?

— Нисколько.

— Могла это быть женщина, скажем, лет тридцати?

— Возможно, но я сомневаюсь.

— Что именно она хотела?