– Что там говорить, – вступился за Шуру Сахаров, – на фронте все виделось иначе. Что жизнь одного человека стоила в масштабах страны – да ничего. Вам ли не знать? Другое дело – вся страна, задачи и приказы. Да и сейчас, думаю, это главное. Изначально выше, чем жизнь человеческая. Вот под Новочеркасском живет у меня знакомый, фронтовой товарищ Ваня Щепенцев. Это самое, все в гости зовет. А познакомились-то под Дебреценом. Венгрия это. Бои там были упорные в сорок четвертом, «бутерброд» на «бутерброде», не разберешь, где свои, а где фрицы.
Так вот, вышли мы несколькими тридцатьчетверками на шоссе у глухой деревеньки, уже в нашем тылу… Батюшки святы, а там бой идет к концу. Несколько немецких танков с мадьярской пехотой, видать, неожиданно к нам в тыл прорвались. Часть танков уже горит, пара домов на самой окраине – в труху. Артиллерийские расчеты подавлены, народу побило, как потом выяснилось, и служивого, и жителей местных – страсть. Пехота почти вся рассеяна, и только одно орудие на хитрой позиции – на высотке еще редко отплевывается, не дает фрицам покою. И назад не могут уйти – техника горит – и сквозняком никак.
Тут Толя для полноты картины, прямо как в фильме «Чапаев», расставил на столе остававшиеся картофелины и надкушенное яблоко.
– На позиции два артиллериста и пулеметчик оставались полуживые. Ваня этот как раз командиром орудия был. Оказалось потом, что из штаба поступил приказ не сдавать деревню. Защищать любой ценой. Только смысла в этом не было никакого, потому как за деревенькой через несколько километров начинались сплошные болота, топи да леса дремучие. Нашим бы отойти на фланги, никуда фрицы бы не делись из котла. Только нет возможности… молотили друг-дружку часов шесть. А почему так вышло? Да кто-то там с проверкой в штаб дивизии нагрянул, надо было рапортовать да на карте стрелки с флажками рисовать. Вот вам – цена жизни человеческой. Годы прошли, и думаю теперь: из-за безжалостной инерции войны сколько жизней тогда оборвалось. А до этого боя, а после? Почему так? Объяснимо, но… страшно от объяснений этих. Ну ясное дело, мы-то Родину защищали, но сколько детишек опосля не родилось во всем мире. Это все сейчас очевидным кажется, а тогда за такие речи я бы мигом под трибунал пошел.
Не было в размышлениях Сахарова привычной всем стройности и определенности, скорее одни противоречия, однако попутчики не перебивали. Анатолий почувствовал, что мысль как-то не совсем сложилась, и закончил:
– Это я к тому, что вы, Шура, как медик, хоть с талантом или без оного, но жизни спасать будете. Вот то-то…
– Товарищ Воскобойников Игнатий Федорович, кажется? Дорогой! – Стас буквально поймал за рукав проходившего мимо купе проводника. – Можно, уважаемый, попросить чайку?
Проводник кивнул и сменил было направление движения на обратное, но вдруг остановился и сообщил:
– Товарищи, хочу предупредить, что получено особое предписание: не покидать вагонов до самого Ярославля. Исключение – пассажиры с билетами до промежуточных станций назначения. Но среди вас, как я помню, таковых не имеется.
– А в чем, собственно, дело? – поинтересовался журналист.
– Не знаю, не сообщили. Но проход в вагоны через вагон-ресторан номер двенадцать, далее в хвост поезда – закрыт. До особого распоряжения начальника поезда. Так что, если кто из знакомых едет в шестнадцатом, уж потерпите с общением до Ярославля.
Шура очнулась, словно ото сна:
– Жаль, а я хотела мороженое купить на станции. Ну не покидать, так не покидать. Хорошо, что до вагона ресторана еще можно… А чай будет?
– Да, конечно! Значит, все будут чаек? Минуточку, тут титан барахлит, – Воскобойников, шаркая, суетливо отправился исполнять заказ.
– А вообще, я не вполне согласен с вами, Анатолий, – вдруг вернулся к разговору Стас. – Вы считаете логичной незначительность жизни отдельно взятого человека в сравнении с задачами всей страны. А мне кажется, что это не совсем так. Не всегда. Несправедливо это, что ли…
– Не уверен, что правильно вас понимаю, – переспросил Анатолий.
– Вероятно, я сам еще не готов пояснить. Так вот, – продолжил Стас, – я про таланты. Я об этом думал раньше, и есть у меня наметочка одна. Для статейки это не подойдет, а вот если для книги какой, – он мечтательно улыбнулся. – Сейчас вкратце расскажу, что условно назвал для себя «эффектом клапана».