Кто ты, Эрна?

Вот мы с Даньком и другими поцами из дворовой команды в мае маемся. Столько шушеры к нам на хоккейную коробку лезет. Как фруктовые деревья отцветут и тюльпаны в степях ковром всё покроют, все как с цепи срываются. Зиму-то по домам отсиделись, по компам своим и жидкокристаллическим телекам, в апреле-мае наверстать хотят. На тёплом воздухе, на сухом ветерке. То есть наоборот. На сухом воздухе, на тёплом ветерке. Народу на детской площадке — уйма, и на коробке соответственно тоже.

Родоки мелкотни выстроятся за бортиком и смотрят, как их чада по нашей коробке бегают, по нашему покрытию недавно перестеленному. По пятнадцать человек в команде получается, если всех желающих принимать. Ну куда это годится?! Это в мини-то футболе. Я мелкий когда был, к тем, кто сильно старше, не лез. А они! Ну, приди ты утром, прогуляй свою мелкую школу. Никого же нет. Бегай, пинай мяч, тренируйся на коробке. Так ведь — нет. Прутся все вечером. Из детского сада их, что ли, так поздно забирают? Я так одному и сказанул:

— Из детского сада прибежал?

А тот важный такой:

— Я во второ-ом классе уже. Скоро в третий перехожу.

Уже! Я не могу. Я взял этому мелкому и — раз! — из дзюдо захват сзади и бросок — хряк! В дзюдо главное — быстро сделать захват, это, кстати, не просто. Из дзюдо-то меня давно выгнали, а масутэмивадза[1] навсегда со мной. Знаете, как приятно драться с приёмами. Как классно чувствовать, что увалень рядом с тобой — он увалень навсегда, пусть и выше на голову и косая сажень в плечах. А ты его — хряк! — и он лежит. В общем, пацан этот, мелочь пузатая, грохнуться ещё не успел, встать ещё не успел, а меня сзади кто-то за шкирняк вверх, у меня ворот толстовки аж затрещал. Кто-то большой крупный. Я извернулся и раз — асивадза и сутэмивадза[2] — хряк!

— Ты чё? Дебил? — слышу.

Пацан этот, гора, стоит и хоть бы хны. Но конечно у меня асивадза спереди не так классно выходит, просто луплю по ногам. Как правило, все падают. Реже стоят. Вот и этот «защитник» устоял. Стоит, зверски пялится, сбивает с боевого настроя. Меня ещё удивило, когда я на этого поцака напал, что у него кроссовки яркие девчачьи. «Ну, — думаю, — сейчас отбегу и крикну ему про кроссовки». «Ты чё, поц, девка?! А чё такие кроссовки напялил, е-е?» Поднимаю глаза, смотрю: а это и правда девка. Огромная-огромная. В смысле, высокого роста. И симпатичная на лицо.

— Ты чё моего брата трогаешь?

— Ничё, — говорю. — Он мешается.

— Ты чё эту площадку купил?

— Площадка — там, — указываю я на детскую площадку. — А здесь — хоккейная коробка, здесь люди в футбол играют.

— Ну вот и мой брат играет.

Мне надоела эта бегемотиха, я её и послал. Так и сказал:

— Иди ты, бегемотиха. Коробка — мой татами[3]. Лишним тут не место.

— Оно и видно.

— Эту площадку вообще моя мать утверждала.

— Оно и видно, — заело её.

И тут она неожиданно опять меня цапнула за ворот и несколько раз припечатала к бортику, к сетке. На коробке — сетка прикреплена к бортикам.

Бегемотиха: бум, бум, такая, бум, бум мной о сетку.

Я разревелся. И больно, и обидно, и не по чесноку. Данька не было как назло. Обычно мы вдвоём никому спуску не давали. Кроме Лёхи с Владом конечно. С этими мы не тягаемся. Поревел, поревел и опять стал играть, там в толпе никто и не заметил, что меня нет. Ну пятнадцать на пятнадцать — разве это футбол, это ж издевательство. Больше к мелкому не подходил, да и к Бегемотихе тоже. Она, кстати, скоро сама ушла именно на площадку, и мелкого своего увела. Там перекладина, они через перекладину с мелкими мячик перебрасывать стали — типа пионербол.

Злобу я затаил на мелкого, стал примечать его на площадке, высматривал и сестру его Бегемотиху. Но мелкий чаще был один, а если и с сестрой, на коробку к нам больше не тащился, всё в вышибалы играл. Ничего, — думаю, — рано или поздно появится он на нашей коробке, не сейчас, так осенью, не осенью, так зимой. Если лёд зальют, мараться не надо с этими вадзами[4]. Шайбой зазвездю в фейс, я умею. А то ещё, при удаче, его сапог своим коньком перееду — на коньках такой асивадза. Лишь бы зимой, думаю, хоть минус недельку постоял!